она была совсем другой – доброй, приветливой подругой для меня и любящей супругой твоего отца. Вам следует поговорить по душам и прекратить эту дурацкую вражду.
Лали прикусила губку, припомнив, как Монна днем на турнире призналась в своей любви к Людовико. Ревность заставила Лали обвинить мачеху в пристрастии к Антонио. Как глупо.
– Ты права. Я сейчас же извинюсь перед Монной.
– Тебе сейчас не стоит приближаться к ней со своими бубенчиками.
Проследив за взглядом Доминики, Лали увидела, что рядом с графиней стоят епископ Строцци и синьора дель Уциано. Недовольно фыркнув, девушка отвела глаза, но тут же вздрогнула и уставилась на танцующих гостей. Дрожь пробежала по ее телу при воспоминании о прикосновениях, объятиях, нежных руках Антонио. Когда-то давно, в другой жизни, они вот так же танцевали на корабле.
– Похоже, ты любишь танцевать? Отчего тогда стоишь здесь?
– Я не очень хорошо знаю здешние танцы. Лучше просто посмотрю.
– Как знаешь, – пожала плечами Доминика. – А я с твоего позволения немного повеселюсь.
Кузина поспешила к своим друзьям и сразу же позволила увлечь себя в зажигательную фарандолу.
Юноши, девушки, мужчины и женщины двигались все быстрее и быстрее, раскованнее и раскованнее, и Лали ощутила, что с трудом удерживает себя. Музыка проникла к ней под кожу и заиграла в крови.
Девушка прикрыла глаза, позволив мелодии окутать ее теплыми волнами, и перенеслась мыслями в мир, где прошла ее жизнь, где она могла танцевать сколько угодно, не раздумывая о глупых нормах приличия. Перед глазами маревом возникли танцовщицы из гарема, их легкая полупрозрачная одежда пестрыми змеями обвивалась вокруг стройных тел…
«Танцуй!» – потребовали колокольчики.
Мелодия обволакивала тело Лали, наполняя восторгом душу, и девушка послушно откликнулась на ее зов. Она с досадой провела руками по шнуровке тяжелого платья, затем поднесла руки к волосам и, вытащив шпильки, распустила сложную прическу. От ласкового скольжения прядей по спине девушка мягко рассмеялась и, взметнув ввысь руки, словно пытаясь поймать ветер, с облегчением качнула бедрами.
62
Чьи-то сильные руки сжали ее плечи, заставляя остановиться, но Лали увернулась, пытаясь продолжить танец. И тут же ее прижали к холодному мрамору.
Негодуя, девушка приоткрыла глаза и увидела человека, которого уже не ожидала встретить здесь. Карриоццо. После сражения на турнире его щеку и переносицу «украшали» ссадины и синяк, однако для Лали он оставался самым красивым и желанным на свете. Антонио вновь рядом с ней, он снова сжимает ее в своих руках, заставляя чувствовать, что они – единое целое.
– Антонио…
– Тебя просили быть осторожной, – хрипло прошептал он, укрывшись вместе с Лали в тени витой колонны.
– Я не сделала ничего дурного, – щурясь, чтобы как следует разглядеть в полумраке его лицо, прошептала Лали.
– Да неужели? А османские браслеты с колокольчиками? А этот танец, уместный лишь для гарема? Кого ты решила соблазнить здесь?! Чего добиваешься?
Девушка нагнула голову, чтобы спрятать румянец стыда. Разумеется, он прав – браслеты она надела из упрямства, а в танец погрузилась, необдуманно поддавшись музыке. Но где же та свобода, о которой ей столько рассказывали Гюльхар и сам Антонио? Пока что она на каждом шагу встречает одни лишь запреты и проблемы. Похоже, этот мир тоже существует лишь для мужчин.
– А тебе какое дело? – с вызовом усмехнулась Лали. – Ты бросил меня здесь, словно я для тебя ничего не значу. Какое же ты имеешь право в чем-то меня упрекать? Ты все забыл. Даже мои поцелуи, – она запнулась, благодаря темноту, скрывшую ее вспыхнувшие щеки.
– Я ничего не забыл, – Антонио приподнял пальцами ее сердитое личико. – Если бы мне было все равно, я не подошел бы к тебе, а позволил и дальше совершать глупости.
Девушка попыталась заглянуть в его глаза, но на этот раз темнота из союзника превратилась в противника, и ей ничего не удалось прочесть в глубине глаз Антонио.
– Значит, это я совершаю глупости? А ты ведешь себя умно? Если я что-то для тебя значу, то почему ты ищешь ссоры с моим отцом? Почему не хочешь жениться на мне? – решилась Лали на прямой вопрос.
– Ты не понимаешь… – его ладони больно сжали ее плечи. – Я не могу.
Лали сердито высвободилась. Колокольчики жалобно зазвенели.
– Не оправдывайся. Я все знаю: ты любишь не меня, а Монну. Зачем ты привез меня сюда? Почему не оставил в Стамбуле? Лучше быть наложницей в гареме, чем умирать от бесчувствия человека, которому нет никакого дела до моей любви, – она произнесла вслух заветные слова, что хранила в тайне, не жалея, что сказала их. – Ты обещал мне свободу, а сам надел новые оковы. Оковы любви, из-за которой я страдаю и день, и ночь. Я погибну здесь потому, что не могу без тебя.
Изменчивый сумрак скрывал выражение его лица.
– В сражении самое главное – не показывать своих чувств, иначе противник использует их против тебя.
Сражение, противник… Эти слова зазвенели пощечинами.
– Спасибо, синьор за объяснение, – с горечью кивнула головой Лали. – Теперь я знаю, что я для вас – противник.
«Да, именно так, – подумал Антонио. – Потому что взяла в плен мое сердце». Но сказал совсем иное:
– Карриоццо и Бельфлеры всегда были врагами. Я уверен, что гибель моего отца на охоте не случайна. Вашей семье были очень выгодны и его смерть, и мое исчезновение на чужбине. А слабого Филиппе быстренько ухватила в свои жадные руки твоя расчетливая кузина. Я не сомневаюсь, что именно она внушила моему слабохарактерному брату не отправлять выкуп. Я проверил все бумаги и могу уверить, что дела в Карриоццо идут вовсе не так плохо, как меня пытались уверить. Не иначе, как ваша семья задумала присвоить мои земли. Можешь передать своему отцу – ничего у него не получится.
Лали медленно отстранилась и в полном молчании вышла из тени в зал, где бурлило веселье.
Проводив ее мрачным взглядом, Антонио заметил какое-то мерцание на темных мраморных плитах. Присмотревшись, Карриоццо понял, что видит злосчастные браслеты, которые девушка то ли умышленно, то ли нечаянно обронила. Карриоццо взял в руки миниатюрные колокольчики и сразу же ощутил тепло девичьих ножек, которое сохранили браслеты. Тепло ее милых ножек.
Раны на бедре и плече отвратительно ныли, мазь, которой лекарь пропитал повязки, неприятно щипала кожу, уставшее тело требовало отдыха, но Антонио, не желавший появляться в замке Бельфлера, нестерпимо захотел увидеть девчонку, измотавшую его душу. Вот почему он пришел во дворец, стараясь не привлекать к себе внимание, и, укрывшись в тени колонн, стал искать взглядом Лали. И застыл на месте, увидев, что эта негодница в нескольких шагах от него извивается в страстном танце. Память мгновенно вернула его в Стамбул, в тот самый день, когда он впервые увидел танцующую золотоволосую красавицу и понял, что пропал.
С той поры прошло почти два месяца, но Антонио так и не смог избавиться от наваждения и теперь еще более страстно желает эту негодницу, похитившую его сердце, и страшится за ее судьбу не меньше, чем в тот злополучный день, когда вознамерился спасти ее.
63
Вбежав в свою комнату, Лали упала в кровать и дала волю своим слезам.
– Почему? – спрашивала девушка темноту. – Почему он так поступил со мной?.. Все его слова – ложь! Доминика и мой отец не могут быть злодеями! Он пытается обмануть меня лживыми упреками, чтобы скрыть настоящую причину – свою любовь к Монне!
Звонкий смех в коридоре заставил ее насторожиться. Сдержав рыдание, девушка прислушалась и узнала голос своей мачехи, в котором слышались нежность и кокетство. Женщина то что-то мурлыкала о своей любви, то в чем-то упрекала, то маняще смеялась… Голоса ее собеседника Лали не слышала, но сердце сжало давящее предчувствие.
Антонио отказался от приглашения на праздник, по все же появился во дворце. С какой целью? Лали лучше, чем кто-либо, знает ответ. Карриоццо не привыкать тайком пробираться в чужой дом, чтобы
