старик — ему-то ехать некуда было, он этим заводом и ракетами жил. Не понял я его тогда… но ещё верил. Верил в то, что со временем одумаются наши правители, вернут всё на свои круги, не может быть такого, чтоб КБ наше стране больше не пригодилось. Крепко я в это верил, но одной лишь верой дочку не прокормишь. Написал сестре письмо в Москву — мол, некуда деваться, да только у неё к тому времени уже муж был и дети… конечно, не могла она меня к себе заселить. Но пообещала разузнать, у мужа, мол, связи имеются, найдёт что-нибудь. И он нашёл.
Под Каширой колхоз бывший развалился, земли в аренду сдавались, как раз занимался он этими вопросами, искал фермеров. Приехал в Москву с дочкой, встретился с ним, и в этот же вечер отвёз он меня туда. Квартиру в хорошем, крепком доме дал, с кредитом помог, оформил аренду на землю. И места хорошие — лес, река, поля, правда, к тому времени уже заросшие, красота, природа. После бараков тех протухших и зим трескучих мне места те раем показались. И ударился бывший инженер в сельское хозяйство, рьяно, изо всех сил. С местными познакомился, взял на работу несколько мужиков непьющих, что называется, под честное слово, сеструхин муж с техникой, удобрениями помог. И — понеслась… пахал я с утра и до вечера, книги по птицеводству и разведению свиней штудировал, когда и мужики подсказывали, как и что, для меня же всё это поначалу непонятно было. Коровник отреставрировали совместными усилиями, хоть и в долги залезли. Но первый урожай сняли на «отдохнувшей» земле отличный просто, на славу картошка да капуста уродились, с хорошим наваром удалось реализовать — дефицит случился, и Москва до картохи тогда жадная была… а потом пошло и пошло… квартиру я выкупил в собственность. Власти с арендой поблажку сделали образцовому хозяйству, в газетах статью напечатали. Коров, свиней завели, опытный участок с клубникой, теплицы. Народ ко мне на работу пошёл, арендовали ещё несколько гектаров земли. Коптильню я построил, начали окорока да колбасы делать — очень хорошо их раскупали. Думал, вот оно, прекрасно как складывается, всё выходит правильно, работа мне эта нравилась. Не сказать, что в деньгах купались, этого не было — большую часть заработанного обратно на хозяйство тратили, на солярку, ремонт, ещё один свинарник строился, мужикам тоже платил я за работу. Но и нищеты той, с пустыми макаронами, уже не было. Телевизор цветной, импортный, по тем временам роскошь, мебель чешская, дом отремонтированный, свой, и по кредитам выплачивал. Но тут начальство сменилось в колхозе, и…
Делиться надо. Сказали мне это просто, без обиняков, прямым текстом. Злость меня тогда взяла. За аренду плачу, никому, кроме банка, пока вроде не должен, да и с ним скоро рассчитаюсь. Мне и ответили, что, мол, когда поднимался ты, не трогали, а сейчас нужно уметь благодарным быть тем людям, на чьей земле работаешь. Не выдержал — послал я их… и начались проверки. То один инспектор приедет, то другой. Придирки по мелочам, даже подстраивали всякие пакости: в молоко навозу кто-то плюхнул и в санэпидемстанцию доложил — штраф. Жижесборник какая-то подкупленная мразь в реку спустила — опять штраф. И намёки — делись. Совсем работать стало невозможно. Пытался пожаловаться, даже в милицию заявления писал — эти только посмеивались. И вредили.
Сжав зубы от злости и бессилия, начал платить. Присосались, паразиты, крепко, а тут ещё местные братки пожаловали. И та же песня — деньги давай, а мы охранять будем. Честно признался — свободных денег уже нет. Всё на хозяйство, аренду и в карманы местной чиновной братии разошлось, так что извините, ребята, ни копейки. Покивали, уехали, сказав: «Если чё — не обессудь».
И «если чё» случилось.
Горела моя ферма ярко, на километры было видать зарево. Горели трактора, уже свои, купленные, горели теплицы, пылал свинарник, жарко, в красном, дымном пламени исчезала пасека. Обрушилась коптильня с немецким, ещё не выкупленным оборудованием, дымил недостроенный колбасный цех. И второй раз за свою жизнь стоял я и смотрел, как умирает ещё одно моё дело, как пытались тушить начавшийся в десятке мест пожар, хотя этим ничего уже нельзя было спасти.
В милиции для виду повозились немного и расследование закрыли.
Страховые выплаты оказались мизерными. Долг перед банком, уже не такой большой, как раньше, погасить не удалось. Описали имущество и из квартиры переселили меня с дочерью в полуподвальное помещение старого дома в Кашире. Начал грузчиком подрабатывать да по ночам склад охранять. Чёрт с ним, не сломало это меня. Выдержал и снова начал лучшей доли искать да ждать, что стране мои таланты пригодятся. Ничего… всё путём было бы. Если…
Захворала дочь. Бледная стала и только тогда призналась, что болит у неё в боку, когда в первый раз в обморок прямо на уроке упала. И врачи начали мяться и глаза прятать, называя диагноз и стоимость лечения. Аукнулся тот взрыв двигателя под Красноярском, через столько лет отрава дала о себе знать…
Вторую ночь плохо сплю. Не дело это. Завтра в обратный путь вездеход вести, и голова нужна свежая, внимание острое. А вот не могу. Перепсиховал я и на пропускнике, и после разговора с Хорём, и потому сна — ни в одном глазу. Ночевали мы в вездеходе, разве что Хорь не пожелал расставаться с барахлом и потому закрылся в бункере, начиная его уже потихоньку обживать. Чтобы не будить всех, я перебрался в грузовой отсек, зажёг лампу и начал разбирать-собирать «фенечку». Хороший ствол… разобрался я в его устройстве моментально, дали о себе знать навыки технаря, и теперь изучал инструкции по уходу, прилагавшиеся к ЗИПу модульной винтовки. Благо, там был текст на немецком языке, который я частично знал, и понятные иллюстрации. Не соврал Хорь — крепкая конструкция, выносливая, по всему видать, но даже за самым надёжным оружием в Зоне особенный, тщательный уход нужен. От пушки тут вся жизнь твоя зависит, не должна она подвести в решающий момент, и тот сталкер, который своё оружие запускает, не бережёт, совершенно точно не жилец. Почистил. Смазал. И теперь уже собрал намного быстрее, руки запоминали последовательность движений, «привыкали» к новому оружию. Потом просто открыл лючок и выбрался на крышу вездехода. Не особенно умное решение, конечно, но старый Кордон всегда был спокойным местом, а подышать ночной Зоной хотелось больше, чем пресным, отфильтрованным воздухом грузового отсека.
— Вы позволите?
Ну да. Манон. Разбудил я её, видимо, хотя и старался не особенно громко клацать деталями оружия.
— Только если вы будете рядом с люком, — кивнул я. — Ночь здесь относительно безопасна, но…
— Понимаю. Полагаю, завтра вы уже не вернётесь в научный городок?
— Почему вы так решили?
— Это несложно. Я обо всём догадалась, когда вы заговорили о традициях посиделок в Баре. И ящиков в вездеходе стало гораздо больше за то время, пока я распивала скверное варево в том самом заведении. Ваш Хорь абсолютно ничего не понимает ни в кофе, ни в конспирации. — Француженка негромко рассмеялась.
— Догадались вы правильно.
— Говорю же — ценю в людях честность настолько, что хорошо научилась видеть фальшь.
— А вы не опасаетесь, что я за такое знание…
— Нет, нисколько. Если бы вы хотели просто доставить уведённые из-под носа НИИ припасы, стали бы вы с нами церемониться — высадили бы сразу, а не возили по всем намеченным точкам. И, полагаю, не от хорошей жизни вы решились на этот… шаг. Вот, возьмите. С этой карточкой вы сможете пройти на нашу научную станцию — она скоро откроется. Мари Лёпен будет далеко не последним учёным в штате, и… нам будут нужны опытные лаборанты.
— Благодарю. — Я положил карту доступа в нагрудный карман. Вряд ли когда я дойду до западных границ Зоны, сомнительно, что возьмут «неблагонадёжного» сталкера, особенно после нашего с Хорём дельца. Но — научила жизнь не разбрасываться возможностями. Не утянет меня пластиковая карточка.
— Вы хороший человек, сталкер Фреон.
— Чем же? — усмехнулся я. Давненько не слышал я в свой адрес ничего подобного.
— Сложно сказать. Я это просто чувствую. Спокойной ночи.
Да уж… видно, не очень хорошо вы понимаете людей, Мари Лёпен. Сдаётся мне, Ересь куда лучше во мне разобрался.
— Закрывайте люк, Манон. По ночам в Зоне опасно.
