— Потому я его и взял с собой. Должок у меня был перед Лунём, — сказал я. — И выплатить не вышло… думал, хоть так, этого дурака от расстрела выручу.
— Сам дурак, — сонно вякнул Ересь, ухмыльнулся почему-то и начал сосредоточенно разглядывать сгибы пальцев.
— Да. Долги — дело святое. Но не в том смысле, что «долговцы», — кивнул Фельдшер.
Расспрашивать подробнее не стал, и на том спасибо. В Зоне есть такое негласное правило — если выручил кого, помог, то негласно тот человек становится тебе должен… не в том смысле, что заплатить там, отдать хабаром или ещё что. Просто надо помочь в ответ. Тоже выручить. А если вдруг не вернулся к костру тот, кому ты «должен», помоги его другу, нет друзей — знакомому, а если не знаешь таких — просто встречному, буде приключится с ним беда. Не забыть только прошептать тихонько про себя — «выплатил». Такие вот долги никто и никогда не спросит, в укор не поставит, но… поверье ходит среди бродяг, что Зона, которая свидетелем была, потребует со сталкера его должок. Глупости, конечно, но… соблюдали этот закон почти все, кто относил себя к честным бродягам, одиночкам. И я не исключение. Но тоже — почти…
Помогли мне Лунь и Хип? Помогли. Ещё как помогли. Должен я им крепко. Так, может, уже выплатил тем, что Ересь из-под пули выдернул и недавно к аномалии не пустил? Но ведь ходит он с тобой как отмычка… и не зря, наверно, Хип ему привиделась на болоте, рукой помахала? Может, не случайно это… а потом, кстати, глянул Ересь на меня — и заорал. Что же он увидел?..
— Слышь, Ересь… гм… Философ. Ты чего так шуганулся по дороге?
— Не надо бы сейчас, — поморщился Фельдшер.
— А, это. — Философ спокойно, как-то замедленно пожал плечами. — Было… в интернате. Ещё шкетом совсем я был, мы с пацанами в мае как-то с уроков утекли. Пруд у нас был старинный в парке, идти минут десять. Ну и мы бегали туда часто, купались, с тарзанки прыгали… я и прыгнул… а там глубоко так ныряешь, если с высоты, бывает, что до дна достаёшь.
Ересь замолчал. Потом замер, вздохнул и продолжил, но уже тише:
— Бухнулся я в воду… солдатиком… холодная ещё, зараза, была. Ну и нырнул до дна… у нас с пацанами игра такая была — кто со дна камешков наберет, тот, типа, крут, самый офигенский ныряльщик. А я вместо песка во что-то такое скользкое рукой попал, мягкое, как сейчас помню, глаза под водой открыл, да много ли там увидишь… поднялся наверх, воздухом дыхнуть, плаваю и не понимаю, чё там такое было. Тут он и всплыл, прямо перед лицом… этот… раздутый весь, глаза, считай, по кулаку… морда во… чёрный… и вонища. Милиция потом его верёвкой из пруда вытаскивала, а я с тех пор не купаюсь.
— Хренасе, — хмыкнул Фельдшер. — Клевое у тебя было детство, вопросов нет.
— Ну а там, на болоте… в общем, был ты тем самым утопленником. Только что в комбезе и с рюкзаком.
— Брешешь! — Холодок пробежался по спине. Ух ты, чёрт…
— Как хошь… — Ересь пожал плечами. — Это ж, по ходу, просто глюки были…
«Напарник» снова зевнул, издав длинный скулёж, хлопнулся на ворох тряпья и сразу заснул.
— Эх, сказал бы я Луню пару ласковых за Хип, — грустно вздохнул Фельдшер. — Я-то его самого лично не знаю, а вот девчонка из наших была, из «Свободы». Жаль её… весёлая такая, симпатичная, ну да жизни ей, конечно, у нас не было. Сам понимаешь, народ всё больше мужики, а в Зоне баба большая редкость. Она-то ни с кем не мутила, защитить некому, а ретивое у многих играло… достали её, в общем, всеми этими намёками да приставаниями. И как-то не уследили… Кантарь, снабженец наш, вечером пришёл с окровавленной мордой, ругался, орал на всю базу, что, мол, убьёт, только найдёт… пока разобрались что к чему, упорхнула Хип… но Кантарю перед тем по морде и бубенцам так крепко настучала, что тот неделю ходил враскоряку. По пьяни он к ней полез, придурок, ну и получил от девки по всем статьям. Не успели мы остановить её, искали, да разве в Зоне найдёшь кого? Уже чуть ли не поминки устраивать собрались, но потом, правда, на ПМК новости пришли, что она с каким-то крутым одиночкой ходит и в «Свободу» возвращаться не планирует. Знаешь, а с Хип на базе веселей было. Как-то светлее, что ли. Кантарь, скотина… если бы не он, может, до сих пор девка живая была.
— А где он теперь? — интересно мне вдруг стало. Может, и доведётся когда встретиться. Случаются иногда в Зоне узкие тропинки, не разойдёшься…
— Ну, этого не знаю. Тип он гнилой оказался, косяков много нацеплял, наш главный и выпер его из «Свободы». Вроде в одиночки подался, а там не в курсе.
— Ясно. Ну, ты первый дежурить будешь? — Я поднялся, закрыл скрипнувшую дверь, так как вечерняя промозглость Зоны уже начала просачиваться в вагончик, а сейчас начало осени, ночи холодные. «Кольчуга», конечно, греет нормально, не простынешь, а вот Фельдшер в своём камуфляжном комбинезоне вполне может простудиться… и так уже ноги промочил. Предлагал я ему костюм сменить, ну или хотя бы нашивки спороть на время — так нет, упёрся. Идейный попался «фримен», а мне размышляй теперь, что будет, ежели на группу «Долга» набредём. Перемирие — перемирием, а не уверен я на все сто, что «долганы», если встретят, с миром отпустят. Скорее всего — положат всю нашу компанию. Места дикие, глухие, мало ли, отчего пропадают люди… кстати, насчёт перемирий..
— Слушай, Фельдшер… слыхал я краем уха, что у вас недавно мир был с «Монолитом». Это как?
— Ух… была такая тема. — «Свободовец» кашлянул почти недовольно. — И вспоминать не особо хочется.
— Ну а всё-таки?
— Как-то «долги» крепко «монолитовцам» всыпали… отбили в Красном лесу крупный пункт на тамошней «палестинке», взяли много добра… у фанатиков, ты же знаешь, снабжение просто блеск… стволы отличные, патроны, жратва — всё на высшем уровне. А вот с людьми в последнее время — беда. Вот и заявились, блин… пятеро рядовых полузомби и шестой вполне себе нормальный, на голову здоровый мужик. Правда, как потом оказалось, это он только на вид был здоровый. Вышли, чтоб наши дозорные их заметили, оружие демонстративно покидали на землю, даже ножи, и, руки подняв, медленно так к нашей базе потопали. Я тогда на Армейских складах был, вахту держал, сам всё видел. С главным связались, он говорит — не стреляйте пока, но под прицелом держите. Так и сделали. И что меня удивило… пять стволов этому парламентёру в морду смотрят, пальцы на спусковых крючках дрожат, а он не просто спокоен — безмятежен. Улыбка такая чуть отрешённая, чуть ли не светится… реально, счастье у мужика в глазах такое, что даже страшно. Ну, сказали мы, типа, стой, а то стреляем. Остановился, вздохнул, обратился к своим: «Остановимся здесь, братья», и только потом к нам: «Я желаю говорить с вашим начальником или его заместителем». Наш дал добро… обыскали мы их, а то мало ли, бомбу пронесут или отраву какую… и только сказать хотели, чтоб он проходил, а свита оставалась, так он кивнул, словно услышал, обернулся: «Братья, подождите меня здесь». И смотрит на нас реально как на детей неразумных — так снисходительно и без злости. И… веришь, сочувствие во взгляде было. Он жалел нас, прикинь! Офигеть… ладно. Прошёл он и о чём-то там говорил с начальством, дословно не в курсе. Я свиту этого «монолитовца» сторожил. Те пятеро спокойно на асфальт кружком сели, по-турецки ноги подогнули и забубнили вполголоса, стали чуть раскачиваться. На нас — ноль внимания. Шлемы только сняли… и узнал я среди них Осота, бывшего кореша своего. С трудом, но узнал… лицо его точно, но глаза… знаешь, как у младенца взгляд бывает? Светлый и бессмысленный? Когда такое у взрослого увидишь, не по себе делается… я ему: «Осот, ты ли это?» — а он даже не обернулся.
Поговорили они быстро, и «монолитовцы» сразу ушли, а главный приказал пять ударных групп сформировать и подготовиться. Нас «Долг» крепко побил тогда, кусок территории отхватил и готовился к новому налёту… а мы уже сильно обескровлены были, и сами б не справились. А тут… в общем, был неплохой шанс. И дождались этого самого шанса… на границе с «Ростком» сперва «Монолит» на сохатых налетел, и, когда те в бой втянулись, мы с флангов добавили… поверь, таких красивых люлей «должары» ещё не отхватывали, до сих пор им, наверное, икается. Ну а как совместно всыпали «долгам», так и разбежались, словно и не было никогда такого договора. Зато теперь «Долг» вспоминает это и всем трындит, что «Свобода» фанатикам продалась. Не было у нас дружбы с этими. Просто временный совместный интерес, а так война не прекращается. Фанатики, что с них взять…
Фельдшер помолчал.
— Веришь, злой я на сохатых. Руками глотки бы давил за наших ребят… но, если бы войнушка эта кончилась, если б знал я, что «должары» стрелять в нас больше не станут, забыл бы. Реально забыл всю злость, постарался бы по крайней мере точно. Паршиво это, брат, когда человек в человека стреляет. Очень
