Во всяком случае, от первого же глотка я почувствовал легкое головокружение. Мне было неприятно такое ощущение, и я отставил стакан в сторону.
– Так вот, – сказал господин Лакедем, рассеянно постукивая пальцами по бутылке. – Начну я свой рассказ с того, что назову вам его – а значит, и вашу, любезный Исаак, – истинную фамилию. Может быть, вы не знаете, но «де Порту» – фамилия, которую он принял, подавая прошение на получение письма о натурализации. Он решил, что раз уж нас всех назвали «португальскими купцами», почему не назваться просто «Португальцем»? Ваш отец был ироничным человеком. Так вы получили это имя. В действительности же его звали Авраам Пирешу. Вернее, «ду Пирешу», потому что ваш род, в действительности, был родом знатным. Сегодня это имя даже произносить опасно. Не во Франции, разумеется, – добавил он. – Я имею в виду Испанию. Ваш отец заклинал вас никогда не появляться в Испании? Он был прав. Хотя, вообще-то, имел в виду Португалию, свою родину. Но, как вы знаете, ныне Португалия стала частью Испанского королевства, и власть кровавого кастильской короны распространилась и на нее. Так вот, в Испании, особенно в бывших владениях португальского короля, это имя действительно грозит своему носителю серьезными бедами. Но, впрочем, так было не всегда. Сто двадцать лет назад, когда родился ваш прадед Дуего, имя ду Пирешу было одним из самых почтенных и уважаемых имен в Порто – тогдашней столице Португальского королевства. Пирешу занимали весьма высокое положение при дворе – министры, военачальники, королевские советники.
– Значит, мы не купцы? – живо перебил я его. – И наш род был знатным и уважаемым при королевском дворе? Но как такое могло быть, ведь мы были евреями?
– Ваш прадед, так же, как его отец и, наверное, многие предки, был католиком, – ответил господин Лакедем. – Скажите, Исаак... я хотел сказать, господин Портос... знаете ли вы, кого в Испании и Португалии обозначали словом «конверсо»?
– «Конверсо»? – я покачал головой. – Я понимаю, что означает это слово – «обращенный». Но я не знаю, кого им называли в Испании.
– Евреев, перешедших в христианство. Их называли «конверсос», – пояснил ростовщик. – Ваши предки, господин Портос, поселились в тех землях много веков назад, еще при маврах. Когда христиане изгнали мусульман, многие евреи приняли их сторону. По прошествии какого-то времени некоторые семьи перешли в христианство. Вернее сказать, им пришлось это сделать, чтобы сохранить имущество, а частенько и жизни. В наших преданиях сохранились свидетельства столь чудовищных преследований, что порою кажется – не люди творили это, а истинные звери в человеческом обличье. Так что евреи, жившие за Пиренеями, в том числе, и предки семьи ду Пирешу, стали католиками. Как вы, наверное, догадались, мои предки поступили так же. Я думаю, господин Портос, что они, наверное, были не очень хорошими евреями. И стали, конечно, не самыми ревностными христианами. Вот таких-то «старые» христиане, испанцы и португальцы, называли «конверсос». Впрочем, есть и другое название, менее приличное, но более популярное среди простого люда – марраны. То есть – свиньи... – голос Исаака Лакедема при этом звучал бесстрастно, но руки, до того спокойно лежавшие на коленях, судорожно сжались в кулаки. Впрочем, он тут же разжал пальцы и даже улыбнулся. – Нельзя отказать простым арагонским крестьянам в изрядном остроумии: назвать свиньями тех, для кого свинья – нечистое животное. Должен вам сказать, господин Портос, что многие конверсос, несмотря на перемену веры, сохраняли старые обычаи и привычки. Например, не употребляли в пищу свинину и зайчатину. Так что, марраны – не только оскорбительное, но и меткое прозвище. Действительно: кто не ест свинину? Свиньи, разумеется! – говоря все это, Исаак Лакедем посматривал на меня с выражением такой свирепой радости, что я немедленно вспомнил ростовщика из рассказа моего верного Мушкетона и подумал, что господин Лакедем вполне мог бы вырезать у несостоятельного должника фунт мяса. Впрочем, испугавшее меня выражение быстро исчезло с лица моего собеседника, он вновь стал спокойным, а его отрешенный взгляд медленно переходил с одного предмета обстановки на другой. Словно он искал какую-то опору для продолжения рассказа.
У меня пересохло во рту, и я отпил еще немного не понравившегося мне испанского вина. Мое движение как будто разбудило Исаака Лакедема, он вздрогнул, взглянул на меня удивленно.
– Прошу меня простить, господин Портос, я задумался о тех временах. Воспоминания всегда вызывают во мне странные чувства, я порою виню своих предков за то, что они предпочли отступничество изгнанию или смерти, – сказал он вполголоса. – Вам может показаться странным, что жалкий ростовщик говорит о вопросах чести? Но ростовщиком я стал только во Франции... Знаете, о евреях говорят так много дурного, что иной раз хочется соответствовать этим россказням. Евреи жадные? Евреи стремятся закабалить честных крестьян? Евреи – жестокие заимодавцы? И черт с вами, господа христиане, именно таким я и стал! Уверяю вас, господин Портос, те, кто приходят ко мне за деньгами, стонут от той твердости, с которой я требую долг и проценты! Я уверен, все они мечтают о моей смерти! С каким удовольствием все эти господа перерезали бы мне глотку или отправили на эшафот! – старый ростовщик расхохотался и, словно в радостном возбуждении, потер руки. – Да только ведь и его преосвященство нуждается в займах! И ему приходится обращаться к Исааку Лакедему и говорить: «Мой дорогой Исаак Лакедем, мне нужны деньги!» Исаак Лакедем!.. – он посмотрел на меня и весело прищурился. – Кстати, дорогой Портос, известно ли вам происхождение этого имени?
– Нет, сударь, – сдержанно ответил я. – Нет, мне неизвестно, но, думаю, это имя вы получили при рождении, и, полагаю, оно означало для ваших родителей что-то очень важное.
– Как бы не так! – вскричал господин Лакедем. – Как бы не так! Ваш отец стал де Порту – а я, тогда же и по той же причине, стал Исааком Лакедемом! Известно ли вам, что в то время так много крещеных евреев бежали из Португалии, что слово «португалец» во Франции и Голландии, например, стало обозначать просто еврея?
Разумеется, я этого не знал, хотя после памятного разговора с отцом меня не могло удивить подобное известие. Я не знал почти ничего из того, что рассказывал мне ростовщик, и чем больше я слушал его рассказ, тем больше испытывал противоречивые чувства, понять которые мне лишь предстояло в дальнейшем. Сейчас же я даже не пытался рассуждать, я, просто слушал поразительное повествование о судьбах испанских и португальских евреев, в том числе, моих предков.
Господин Лакедем откинул голову на спинку кресла и прикрыл рукой казавшиеся воспаленными глаза.
– Лакедем, – сказал он негромко, – Исаак Агасферус Лакедем... – он горько усмехнулся. – Здесь, во Франции, я однажды услышал, как некто бросил лавочнику, не желавшему отпустить ему в долг товар: «Ты не просто жид! Ты настоящий Исаак Лакедем!» Я поинтересовался, что это значит. Так вот, оказывается, во Франции иногда так называют Агасфера. Вечного Жида, отказавшего в краткосрочном отдыхе идущему на казнь Иисусу Христу. За то, как известно, Агасфер был обречен на вечные скитания. И я взял себе это имя при натурализации.
Он опустил руку и открыл глаза. Через мгновенье, его лицо разгладилось, он ласково мне улыбнулся:
– Конечно, я преувеличиваю, господин Портос. Как бы мне хотелось порою стать столь же жестоким и бессердечным... – Исаак Лакедем развел руками. – Увы... – и добавил, к моему облегчению: – Вернемся же к нашей печальной истории. Как вы понимаете, для многих конверсос, к которым относились и ваши предки, крещение было вынужденной мерой. Нехристианин не имел шансов сколько-нибудь успешно продвигаться по службе, не мог стать дворянином. Слишком много ограничений существовало для евреев и для мавров. Вот потому-то многие евреи и принимали христианство. И немедленно оказывались в совершенно другом, привилегированном положении – ведь среди них было немалое число образованных, дельных людей, с большими средствами и одаренных всяческими достоинствами. Королям же португальским – да и обществу – было, в общем, неважно, какой жизнью эти новые католики живут дома. Главное – все эти люди были искренне преданны престолу и стране. Португальские монархи закрывали глаза на то, что крещеные евреи продолжали придерживаться своих традиций. Некоторые даже тайно продолжали совершать иудейское богослужение. Молельни помещались в подземельях, с множеством предосторожностей...
Я тотчас вспомнил о песке, покрывавшем пол в синагоге семейства де Порту – синагоге, находившейся в подвале фамильной часовни того же семейства.
– Иными словами, они становились христианами – многие вполне искренне, – продолжил между тем старый ростовщик, – но при этом оставались евреями. На улице они были католиками, а у себя дома – иудеями. В большинстве семей через одно – два поколения конверсос переставали быть «новыми
