покоились на подлокотниках, голова была запрокинута так, что над расстегнутым воротом сорочки видна была лишь торчащая вверх старомодная борода а-ля Генрих Наваррский. При этом он громко храпел – храп моего Мушкетона, порой доводивший меня до полного исступления, казался, по сравнению с этим, легкой приятной музыкой. Удивляться тому, что капитан спит так крепко в неподходящее для сна время, не приходилось: на столе выстроились палисадом винные бутылки, числом не менее дюжины. Опустошили их недавно. Сильный винный дух, исходивший из полуоткрытого рта господина Бриссо, заполнил все пространство, так что я невольно закашлялся. Кашель, стук захлопнувшейся двери и звон моих шпор сделали свое дело. Храп прекратился, и достойный муж медленно опустил голову, так что полуоткрытые глаза остановились на моей фигуре. Взгляд его становился все более осмысленным, а, остановившись на пистолетах, торчавших за поясом, Бриссо нахмурился и поправил перевязь, съехавшую во время сна куда-то подмышку. После первых же слов, произнесенных господином Жерарром де Бриссо с итальянским акцентом (хотя и не столь сильным, как у хозяина постоялого двора), я понял, что передо мною – старый служака, каких я немало повидал в Гаскони. Природный, но необразованный ум таких господ с возрастом обретает изрядную глубину под воздействием опыта – или окончательно исчезает из-за непрерывного пьянства и обжорства.
Итак, обнаружив у себя в комнате незнакомого военного, господин Бриссо первым делом поинтересовался целью этого появления. Голос его был хриплым от сна. Я представился ему, объяснил, что миссия моя конфиденциальна и разглашению не подлежит, после чего предъявил письмо его высокопреосвященства, предписывающее оказывать мне всяческое содействие. Спрятав письмо во внутренний карман, я сообщил затем капитану, что я и особы, мною сопровождаемые, нуждаемся лишь в ночлеге – и только на одну ночь. Обрадовавшись возможности немедленно оказать содействие парижскому гостю, капитан тотчас предложил воспользоваться его гостеприимством.
– Дело в том, – ответил я, – что мне необходимы две комнаты, просторные. Кроме того, было бы желательно, чтобы в эти комнаты можно было попасть незаметно – сопровождаемые мною особы должны быть укрыты от посторонних глаз. В том числе, и от глаз ваших солдат, господин капитан.
Капитан величественно взмахнул рукою.
– Дом огромен, – сказал он, – Мои солдаты расквартированы в комнатах на первом этаже. Там же и мои покои. Я, господин Портос, сам старый солдат, и предпочитаю жить по старинке. Весь второй этаж – в вашем распоряжении. С черного хода туда ведет лестница, так что ни вас, ни особ, вами сопровождаемых, никто не увидит. Даже я! Можете ничего не объяснять, сударь – я знаю, что такое королевская служба.
Что же – одна проблема была решена. Я попросил позволения осмотреть комнаты. Тот же лакей проводил меня на второй этаж. Убедившись, что все обстояло именно так, как говорил господин де Бриссо, я отослал лакея, после чего разместил в самой большой комнате семейство Исаака Лакедема, а меньшую, рядом, занял сам. Отозвав господина Лакедема в сторону, я предупредил его, что ночью нам, возможно, придется покинуть гостеприимный кров.
– Будьте наготове, – сказал я. – И учтите, что дорога может оказаться трудной, так что проверьте обувь – особенно у госпожи Сюзанны и Рашели.
После памятного разговора о географии я старался избегать дополнительных объяснений с душ Баррушем. И сейчас во взгляде его появился проблеск надежды.
Приказав Мушкетону перенести сюда вещи и ждать моего появления, я вернулся к господину Бриссо. За это время бравый капитан вполне оправился и от предобеденного сна, и от моего внезапного появления. Пустые бутылки со стола исчезли, зато появились чернильница, перья и устрашающей величины фолиант с растрепанными страницами, в углу возникла стойка с несколькими мушкетами, а в передней – солдаты, причем вид их теперь был куда более воинственным и бравым, чем совсем недавно. Сам капитан, в добротном камзоле темно-бардового цвета, со шпагой на перевязи и в широкополой шляпе с полями, обшитыми галуном, предстал теперь настоящим старым служакой. Только сейчас я обратил внимание на шрамы, покрывавшие его широкое лицо, а также на то, что при ходьбе он сильно хромал – видимо, тоже из-за старого ранения.
Подивившись про себя быстрому преображению, свидетельствовавшему о недюжинных командирских способностях славного Бриссо, я вступил с ним в неторопливый разговор, касавшийся возможной франко- савойской войны. Суждения его оказались дельными, выдававшими человека опытного и знающего. Особенно меня удивила осведомленность капитана в том, что происходило по ту сторону границы. Среди прочего, он сообщил, что на левом берегу реки то и дело появляются небольшие отряды испанских солдат – союзников герцога Савойского.
– Приходится держать ухо востро, – сказал он. – Пока ни испанцы, ни савойцы не пытались пересечь реку, но пару раз, вроде бы случайно, стреляли в моих людей. Не нравится мне это, – господин Бриссо доверительно наклонился ко мне. – Поверьте моему слову, господин Портос: тут пахнет нешуточной войной. И то сказать – вся Европа воюет[8] .
Мое искреннее восхищение его осведомленностью расположило его ко мне, так что вскоре господин де Бриссо пригласил меня на обед, разумно полагая, что всякое истинное сотрудничество начинается за столом.
– Думаю, и особы, которых вы сопровождаете, не откажутся утолить голод и жажду, – радушно сказал он. – Так что – я приглашаю вас, господин Портос, и ваших
Но в мои планы как раз не входило знакомство семейства Лакедем с почтенным капитаном. Особенно после того, как я убедился в его недюжинной наблюдательности. Я замялся. Меж тем де Бриссо, который, похоже, сам только мечтал предаться греху чревоугодья, расписывал прелести грядущего застолья. Особенно он напирал на удивительный талант своего повара:
– Когда-то Гийом служил кулинаром в Париже! И уверяю вас, нет на свете человека, который так приготовит вам телячью печень под маринадом. Под настоящим маринадом, сударь! А пастилка из бараньей лопатки! Вы никогда не ели ничего подобного, даже не спорьте!
– Я и не спорю, тем более – с таким знатоком, – ответил я с улыбкою, – но, видите ли, господин де Бриссо, – тут лицо мое приняло озабоченное выражение, – как я уже имел честь вам сообщить, поручение, которое я выполняю, имеет конфиденциальный характер.
При этих словах комендант понимающе кивнул.
– И потому, – продолжил я уже без улыбки, – мне строжайшим образом было указано, чтобы я не допускал случайных встреч сопровождаемой мною персоны. С кем бы то ни было, даже с таким, безусловно, заслуживающим всякого доверия человеком, как господин де Бриссо. Буде же встречи такие случатся, я должен принять меры к пресечению нежелательных последствий, – с этими словами я похлопал себя по шпаге. – Вы мне глубоко симпатичны, господин капитан, но приказ есть приказ! – и я огорченно вздохнул.
Комендант онемел. Перспектива быть заколотым всего лишь за любопытный взгляд, брошенный на каких-то путешественников, ему явно не улыбалась.
– О... – пробормотал он спустя несколько мгновений. – Понимаю... Коли так... – он растерянно пожал плечами.
Я предложил:
– Пусть ваш чудесный кулинар приготовит для моих подопечных обед на три персоны и сложит все кушанья в корзину. Мой слуга отнесет им. Таким образом, мы избежим нежелательных событий. В то же время совесть моя будет чиста, и я смогу по достоинству оценить искусство вашего Гийома и насладиться вашим обществом.
– Превосходно! – вскричал комендант облегченно. – Прекрасная идея, господин Портос! Я немедленно дам указания Гийому, а вы, прошу вас, отведайте пока этого замечательного вина!
Он усадил меня в огромное кресло, которое, очевидно, попало сюда из замка Гаргантюа, и во все время, пока невидимый Гийом где-то в глубине дома колдовал над котлами и кастрюлями, я наслаждался вином коменданта. Вино оказалось действительно превосходным, хотя и незнакомым.
Вскоре появился и Гийом – на удивление малорослый и щуплый человечек с живым приветливым лицом. Несмотря на соблазнительные ароматы кухни, ворвавшиеся вслед за ним, одежда его, включая огромный фартук, выглядели столь опрятно, будто он не приближался к печи ближе, чем на милю. И это сразу же вызвало у меня большое к нему уважение.
