В руках Гийом держал внушительных размеров корзину, прикрытую плетеной крышкой.
– Ага! – воскликнул комендант. – Вот и наш чародей, и значит, господин Портос, обед готов – для всех.
Гийом торжественно приподнял крышку корзины.
– Куропатки, запеченные в тесте, – сообщил он неожиданно низким для его щуплого тела голосом. – Омлет а-ля Мод, с сахаром, корицей и лесными орехами. Суп из угря и шампиньонов. На десерт – бисквитные пирожные. И бутылка красного вина. Прошу вас, сударь, – он с поклоном вручил мне корзину.
Мушкетон по моему приказу отнес все это нашим узникам, а я последовал за комендантом в столовую, где уже был накрыт стол. Стол был огромен, несмотря на то, что обедали мы вдвоем с господином Бриссо. Обещанная пастилка из бараньей лопатки, действительно, показалась мне шедевром кулинарии, о чем я не замедлил сказать сотрапезнику, который немедленно вызвал Гийома. Я выразил маленькому кулинару свое восхищение.
– Я не раз пробовал это блюдо, – заметил я, – но никогда еще вкус не казался мне столь необычным и тонким. Поздравляю вас, дорогой Гийом, вы создали истинный шедевр!
– О, это очень просто, – ответил польщенный кулинар. – Все дело в соусе. Некоторые, как я знаю, ограничиваются шампиньонами и каперсами, между тем, баранья пастилка должна иметь особый привкус.
– Как же вы готовите этот волшебный соус? – заинтересовался я.
– К обжаренным шампиньонам (их нужно нарезать мелкими ломтиками) я, как уже сказано, добавляю анчоусы и устрицы!
– Потрясающе! – воскликнул я. – Так это вкус моря столь странно сочетаются с мясным вкусом!
– А теперь попробуйте-ка вот это, – сказал гостеприимный хозяин, протягивая мне блюдо, благоухание которого затмило даже неподражаемый аромат пастилки. – Это всего лишь филе пулярок. Казалось бы, что может быть проще? Но тут наш Гийом превзошел сам себя!
Словом, обед проходил непринужденно и весело, и господин де Бриссо чувствовал себя вполне счастливым от того, что угощает изысканными блюдами столичного гостя. Трапеза сопровождалась столь обильными возлияниями, что я начал беспокоиться за способность хозяина самостоятельно добраться до постели. Даже мне, признаться, хотелось сделать небольшой перерыв. И это при том, что, судя по пустым бутылкам в его кабинете, господин де Бриссо приложился к вину задолго до моего появления.
Даже самый стойкий к выпивке человек имеет свой предел. Постепенно язык у господина де Бриссо начал заплетаться. У меня же к десерту уже сложился план, на который натолкнули, во-первых, итальянский акцент капитана, во-вторых – его осведомленность о происходящем на левом берегу Дюранса, и, наконец, в-третьих – непривычный вкус предлагавшихся за обедом вин. Я понимал, что виноград для них собрали по ту сторону Альп. И единственное, чего мне не доставало – имени того замечательного человека, который обеспечивал гостеприимного владельца отеля де Бриссо и вторым, и третьим. Пустившись в долгие рассуждения о достоинствах различных вин (признаюсь честно, половина моих речей была всего лишь повторением слышанного от других, а никак не выражением собственного опыта), я затем на все лады принялся расхваливать вина Маржака и, в конце концов, выразил желание прихватить дюжину бутылок с собою в Париж. Бриссо, цвет лица которого уже совпадал с цветом его камзола, выразил живейшее желание мне посодействовать и предложил воспользоваться его собственными запасами. Я отказался:
– Нет-нет, господин капитан, я бы предпочел приобрести нужное количество у вашего поставщика. Как, вы сказали, его зовут?
– Якопо, – тотчас подсказал Бриссо. И добавил, удивленно воззрившись на меня: – А разве я говорил о нем?
– Конечно, – теперь уже изобразил удивление я.
– Когда? – Бриссо нахмурился.
– Да вот только что! – я наполнил стаканы, высоко поднял свой. – За ваше здоровье, господин де Бриссо! И за здоровье доброго Якопо, вашего помощника!
Бриссо задумчиво осушил стакан и поставил его на стол. Движения его были нетвердыми, стакан полетел на пол и разбился. Капитан некоторое время смотрел на осколки, хмурясь и беззвучно шевеля губами.
– Славный Якопо, – сказал он, наконец. – Иногда я захожу в его трактир опрокинуть стаканчик-другой. Сами понимаете – я должен поддерживать добрые отношения с горожанами.
– Конечно, конечно, – заверил я его. – Полагаю, вы совершенно правы... – я поднялся из-за стола и сделал вид, что с трудом держусь на ногах. – Прошу меня простить, господин Бриссо, но я вынужден вас оставить. Обед был отменный, а вино выше всяких похвал, и именно поэтому я должен немедленно прилечь.
Капитан предпринял попытку меня проводить. Попытка успехом не увенчалась, и любезный господин де Бриссо удалился в собственную спальню, опираясь на лакея и Гийома. Пока хозяин угощал гостя, оба этих достойных мужа тоже не теряли времени зря. Подозреваю, что Мушкетон, малый сметливый, им в этом помог. Троица выглядела весьма живописно.
Словом, за обедом я узнал главное: почтенный трактирщик Якопо был контрабандистом, а значит, имел свои пути на ту сторону. Оставалось лишь воспользоваться этим. Теперь в игру должен был вступить мой верный слуга. Я отправил его разыскать Якопо и постараться нанять у доброго трактирщика лодку.
Поначалу, припомнив времена дружбы со славным Андижосом, я подумывал прикинуться контрабандистом и подрядить самого Якопо или его помощников переправить нас на тот берег. Но по здравому размышлению(,) отказался от этого плана. Слишком много горожан Маржака оказались бы в таком случае вовлеченными в тайну. Иные из них могли сорвать мой замысел – по болтливости, любопытству или из низменных побуждений.
Итак, я отправил Мушкетона на поиски Якопо. Вот он-то как раз должен был, по-моему замыслу, разыграть отчаянного малого, рискнувшего ночью пересечь реку – чтобы обделать кое-какие темные делишки. Слуге моему и притворяться особо не приходилось, он должен был изобразить всего лишь самого себя; места же здешние, как он рассказал мне еще в Париже, были ему вполне знакомы.
Вернувшись, Мушкетон гордо сообщил мне, что лодку он нанял. Правда, Якопо запросил двадцать ливров. За такие деньги можно было не нанять, а купить лодку. И не одну.
– Но зато, ваша милость, – сказал Мушкетон, оправдываясь, – он кое-что рассказал. В последнее время на том берегу появились испанские солдаты, которых герцог призвал на случай войны. В городах у них никакой власти нет, но вдоль берега испанцы сами себе хозяева. А нам ведь добрых две мили добираться. Вот я и подумал: а не подняться ли нам вдоль этого берегу? А уж потом переправляться.
Об испанских солдатах я уже знал из разговора с гостеприимным господином де Бриссо. Но предложение Мушкетона не годилось: подниматься вверх по течению всегда труднее, так что мы могли потратить на это слишком много времени. Кроме того, двигаясь таким образом, мы непременно наткнулись бы на наш пост у моста, чего я хотел избежать с самого начала. Я решил придерживаться первоначального плана: пересечь Дюранс в самом широком месте, а затем добраться до конечной точки нашего путешествия посуху.
Дождавшись темноты, я осторожно постучал в дверь комнаты, где разместилось семейство Лакедемов. Дверь тотчас распахнулась, словно весь день за нею только и ждали этого негромкого стука. Ростовщик вопросительно посмотрел на меня. Я сказал вполголоса:
– Господин душ Барруш, наше путешествие близится к концу. Нынче ночью мы должны переправиться во владения герцога Савойского. Я дал слово, что вы не попадете в лапы инквизиторов – так оно и будет. Но сейчас начинается самая опасная часть нашего путешествия. Мне нужно, чтобы вы слушались меня беспрекословно. И вы, и ваша жена, и Рашель. И, конечно, Юго. Даете ли вы мне слово?
Он молча кивнул.
– В таком случае мы немедленно покидаем Маржак. Советую вам оставить всю одежду, взяв с собою только деньги. И, конечно, не забудьте письмо советника герцога Карла Эммануила. Я уверен, что оно, по- прежнему, у вас.
Господин Лакедем снова кивнул. У меня отлегло от сердца: я опасался, что ростовщик перестал относиться к посланию советника савойского герцога как к охранительному талисману.
– Прекрасно, господин душ Барруш, – сказал я. В таком случае, жду вас всех внизу. Будьте очень осторожны, вас никто не должен видеть. Солдаты спят, слуги капитан – тоже. Постарайтесь спуститься вниз
