– Так-так-так, – сыщик навострил уши. – И в чем же это проявилось? Попытайтесь вспомнить подробности вчерашнего вечера, это очень важно. О чем я вам рассказал вчера? Как и когда ушел от вас? И в чем заключались странности моего поведения?
Баалат-Гебал пожала широкими плечами.
– Ушли от меня вы примерно в девять вечера. Что касается странностей, то связаны они были именно с вашим уходом. Должна сделать вам комплимент, Ницан: в вас иной раз чувствуется некоторая утонченность и даже следы воспитанности, не характерной для людей вашего происхождения и профессии. Даже в состоянии сильного опьянения вы ведете себя весьма достойно...
Ницан благодарно склонил голову.
– Так вот вчера, – продолжила Баалат-Гебал, – ничего этого не было и в помине. Вы оборвали рассказ на полуслове, поднялись и исчезли. Ни тебе до свиданья, ни тебе извините. Фр-р – и нету его! – старуха кокетливо улыбнулась и погрозила пальцем. – Я решила, что вас ждет ваша очаровательная малышка, и вы внезапно вспомнили об этом. Как, кстати ее зовут? Нурсаг, кажется?
– Да-да, Нурсаг... – пробормотал Ницан. – То есть, ни к какой малышке я не торопился, – спохватился он. – Простите, высокая госпожа, но не можете ли вы вспомнить, о чем именно я вам успел рассказать? Прежде, чем исчезнуть?
– То есть как это – о чем? О своем новом расследовании. Не забывайте, вы заявились довольно поздно – далеко после восьми. Я уже собиралась спать – знаете, мы, старики, привыкли ложиться рано... Но вы начали рассказывать мне о деле, которое вам поручил младший жрец Сиван. Ничего удивительного, ведь это я порекомендовала ему обратиться за помощью именно к вам.
– Ага! – воскликнул Ницан. – Так значит, его направили ко мне вы? А он объяснял вам, для чего ему понадобилась помощь частного сыщика?
– А для чего она может понадобиться? Для расследования, разумеется! Так вот, вчера вы очень просили меня ответить на несколько вопросов.
– Ага-а... И какие же вопросы я вам задал? – спросил сыщик.
– Ну, вы почему-то интересовались, каким образом я оплачиваю свое пребывание в этом заведении, по каким числам делаю взносы. Потом спросили, кто именно ведает финансами храмового комплекса.
– Ага-а-а... – снова произнес Ницан. Он был явно озадачен. Судя по сообщению старой дамы, он действительно занимался каким-то мошенничеством, связанным с храмом Анат-Яху. Вернее, с домом престарелых при храме. – И что вы мне ответили?
– А ничего. Не успела ответить. Я же говорю: вы вдруг оборвали разговор на полуслове и умчались с невероятной скоростью. Очень на вас непохоже.
– Ага-а-а-а... – в третий раз протянул Ницан. – А как вы полагаете, я был здорово пьян?
– А сами вы не помните?
Сыщик помотал головой. Баалат-Гебал оценивающе посмотрела на него, потом задумчиво подняла глаза к потолку.
– Думаю, примерно как сейчас, – овтетила она. – Вы сейчас очень пьяны?
– Нет, конечно, – Ницан даже немного обиделся. – Сейчас я в норме. Даже еще трезвее, чем в норме. Значит, вчера я был именно в таком состоянии?
– Более-менее, – ответила Баалат-Гебал. – Я все-таки не специалист, да и возраст... В мое время молодые люди вроде вас вели себя по-другому. И девушки тоже... А что вам рассказал Сиван?
Ницан пожал плечами.
– Понятия не имею.
– То есть, как? Я поняла так, что от меня вы должны были отправиться на встречу с ним.
– Я и отправился, – уныло ответил Ницан. – Только, похоже, чем-то он меня здорово разозлил. И я его зарезал. Кинжалом. Раз – и готово... – он покачал головой. – Ох уж эти клиенты... Так что, госпожа Баалат- Гебал, перед вами, похоже, виновник смерти младшего жреца Сивана... – он искоса взглянул на Баалат- Гебал, надеясь, что она не начнет немедленно звонить в полицию или вызывать двухметровых големов- охранников приюта.
Горящие искренним интересом глаза госпожи Шульги-Зиусидра-Эйги и ее жестикуляция свидетельствовали, что престарелую даму нисколько не пугала перспектива оказаться приятельницей убийцы. Мало того, ей это обстоятельство явно доставляло истинное удовольствие.
– Это правда? – спросила она. – Вы действительно убили его? За что?
– Никого я не убивал, – хмуро ответил Ницан. – Во всяком случае, я так думаю. Но полиция думает иначе. А я, как назло, ничего не помню о вчерашнем вечере. Абсолютно.
К уверенности в том, что провал в памяти отнюдь не был вызван чрезмерным потреблением спиртного, Ницан пришел уже некоторое время назад. Слова госпожи Баалат-Гебал лишь подтвердили это. В конце концов, похоже, что с младшим жрецом Сиваном он должен был встречаться и раньше. Или хотя бы говорить по телекому – именно в тот период, когда еще не был чрезмерно пьян. Нурсаг сказала: «Со старым клиентом». Между тем имя Сиван нипочем не хотело всплывать на поверхность памяти, как Ницан ни старался. А значит, потеря памяти у него была весьма и весьма избирательной: вчерашний день и нынешнюю ночь он не помнил абсолютно, а вот из дней предыдущих кто-то словно стер имя Сивана.
– Госпожа Баалат-Гебал, – проникновенно сказал Ницан, пододвигая свой стул ближе к огромному креслу царственной старушки. – Вы мой искренний и давний друг. Сейчас мне необходима ваша помощь. Очень вас прошу: постарайтесь вспомнить, с чем связано было дело, которым я вчера занимался? Раз уж вы сами направили преподобного Сивана ко мне.
– Как все уголовные дела, – ответила госпожа Шульги. – С деньгами, с чем же еще? Вы собирались поймать за лапу мошенника, запустившего эту самую лапу... Да, а вот куда именно он ее запустил, вы рассказать не успели.
– Судя по моим же вопросам, в какой-то из храмовых фондов, – пробормотал Ницан. – Даже не в какой-то, а связанный с домом престарелых. Это-то как раз ясно... Что же, – сказал он, – давайте я повторю вчерашние вопросы. Так каким образом вы оплачиваете свое пребывание в... э-э...
– Приюте, – подсказала госпожа Шульги. – В приюте для древних развалин. В мерзкой тюрьме, куда родственнички охотно спихивают осточертевших одиноких стариков и старух вроде меня.
– Ну-ну, что вы! – запротестовал Ницан. – Вовсе нет...
– Так вот, – величественно сообщила госпожа Баалат-Гебал, игнорируя его вялую попытку возражения. – Я не имею привычки возиться с финансами. Я в них ничего не понимаю, слава небесам. Насколько мне известно, прочие здешние постояльцы – тоже. Мы выдаем управлению храмовой казной доверенности на ведение финансовых дел, в том числе и на оплату всех видов услуг, представляемых храмом.
– Доверенности имеют неограниченный срок действия? – спросил Ницан. – Или как?
– Зависит от суммы и цели, – ответила госпожа Шульги-Зиусидра-Эйги. – На содержание – да, неограниченный срок, но это строго определенные суммы. В случае необходимости дополнительных расходов выдаются доверенности на короткий срок и опять-таки, на определенную сумму. Доверенность выписывается на казначея и заверяется старшим жрецом Хешваном.
– Понятно. А контроль? – поинтересовался сыщик. – Каким образом вы контролируете добросовестность здешних служителей? Кто они, кстати говоря?
– Я же говорю – храмовый казначей, преподобный Кислев, – госпожа Баалат-Гебал поморщилась. – Унылая рожа, так и хочется иной раз... Вообще, дурацкая традиция давать жрецам имена по названиям месяцев, правда? Кажется, что перед тобой не человек, а листок отрывного календаря. То-то у них морды такие плоские... Да, так насчет отчетности, – прервала она себя. – Каждые три месяца он представляет мне полный финансовый отчет, а также сведения о моем банковском счете. Не знаю о других, но со мной дело обстоит именно так, – госпожа Шульги потянулась к столику, взяла с него небольшую шкатулку, инкрустированную серебром. – Вот, убедитесь еще раз, – она протянула Ницану пачку документов, хранившихся в шкатулке.
– Почему «еще раз»? – Ницан удивился, но тут же сообразил: – Ах да, вчера я тоже это просматривал?
– Собирались, – ответила госпожа Шульги. – То есть, я собиралась вам показать. А вы, вместо того, чтобы... Впрочем, я об этом уже говорила.
