поставляли в Советский Союз информацию, по политическим или меркантильным соображениям. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы агентами двигали исключительно идеологические побуждения, однако в последнее время все это быстро уходило в прошлое. Боннскому резиденту приходилось работать в более благоприятной обстановке. Немцы оставались немцами, и многих из них можно было убедить, что предпочтительнее помогать своим этническим братьям из ГДР, чем сотрудничать с американцами, англичанами и французами, именующими себя «друзьями отечества». Для Годеренко и остальных русских немцы никогда не станут союзниками, каких бы политических взглядов они ни придерживались, хотя фиговый листок марксизма-ленинизма порой мог оказываться весьма полезным.
В Италии все обстояло по-другому. Память о Бенито Муссолини быстро стерлась, и местных «истинных» коммунистов интересовал больше не марксизм, а вино и спагетти — если, конечно, не брать в счет террористов из «красных бригад», но этих опасных бандитов едва ли можно было считать надежными политическими союзниками. На самом деле просто беспощадные дилетанты, хотя иногда и от них можно было получить какую-то выгоду. Годеренко время от времени устраивал легальные поездки членов «красных бригад» в Советский Союз, где они осваивали азы политических знаний и, что гораздо важнее, получали навыки диверсионной работы.
На столе перед полковником высилась стопка сообщений, пришедших за ночь, из которых верхним был скрученный листок телетайпа из центрального управления в Москве. Заголовок гласил, что это сообщение имеет особую важность. В нем также был указан номер шифровального блокнота: 115890. Блокнот хранился в сейфе в закутке за столом. Развернувшись в кресле, Годеренко опустился на колено и набрал ключевую комбинацию цифр, предварительно отключив электронную сигнализацию, блокирующую наборный диск. На это ушло несколько секунд. Сверху на блокноте лежал шифровальный циферблат. Годеренко всей своей душой ненавидел одноразовые шифровальные блокноты, однако они являлись такой же неотъемлемой частью его жизни, как и туалет. Вызывающей отвращение, но необходимой. Расшифровка сообщения заняла у полковника десять минут. Лишь когда работа была полностью завершена, до него дошел истинный смысл приказа. «Лично от самого председателя?» — подумал Годеренко. Подобно чиновникам среднего звена во всем мире, полковник не любил, когда его особа привлекала внимание высшего руководства.
«Папа римский? Черт побери, какое до него дело может быть Юрию Владимировичу? — Годеренко задумался. — Ах да, ну конечно. Тут речь идет не о главе Римско-католической церкви. Главное здесь — это Польша. Можно выслать поляка из Польши, но нельзя вырвать Польшу из сердца поляка. Это вопрос политический.»
Вот чем объясняется важность.
Однако Годеренко это совсем не обрадовало.
«Оцените возможности получения физического доступа к папе римскому и немедленно доложите», перечитал он. На профессиональном жаргоне КГБ это могло означать только одно.
«Папу хотят убить?» — подумал Годеренко. Это может стать политической катастрофой. Какой бы католической страной ни считалась Италия, итальянцы по природе своей люди не религиозные. Здесь государственной религией являлась скорее La dolce vita — сладкая жизнь. Итальянцы являются самой неорганизованной нацией в мире. Уму непостижимо, как их угораздило стать союзниками Гитлеровского рейха. Для немцев все должно быть in Ordnung, в строгом порядке, разобранное, разложенное по полочкам, в любой момент готовое к использованию. А итальянцы же могли содержать в надлежащем порядке лишь свои кухни и, возможно, винные погреба. А в остальном здесь царил полный хаос. Для советского человека первый приезд в Рим становился культурным потрясением, сравнимым с ударом штыка в грудь. Итальянцы нигде и ни в чем не признают никакой дисциплины. Достаточно только посмотреть на то, как они ездят по улицам. По физической и эмоциональной нагрузкам вождение машины по улицам итальянской столицы, наверное, сравнимо с управлением сверхзвуковым истребителем.
Однако все итальянцы обладают врожденным чувством такта и приличия.
Для них некоторые вещи просто неприемлемы. Итальянцы обладают коллективным чувством красоты, оскорбление которого может привести к самым тяжелым последствиям. Во-первых, подобная акция, возможно, скомпрометирует источники информации. Даже несмотря на то, что речь идет о наемниках, работающих за деньги… Но и наемники не пойдут против собственных религиозных убеждений, ведь так? У каждого человека есть свои жизненные принципы, даже — нет, поправил себя Годеренко, в особенности здесь. Поэтому политические последствия подобной операции, возможно, окажут крайне негативное воздействие на эффективность работы агентурной сети и затруднят вербовку новых агентов.
«Проклятие, так что же мне делать?» — ломал голову Годеренко. Полковник Первого главного управления КГБ, резидент, создавший успешно работающую агентурную сеть, он обладал определенной степенью гибкости своих действий. Кроме того, Годеренко был винтиком огромной и сложной бюрократической машины, и самый простой для него способ действия состоял в том, чтобы поступать так, как поступают чиновники во всем мире: тянуть, путать, препятствовать.
Для этого требовалась особая сноровка, но Руслан Борисович Годеренко знал все, что требовалось знать.
Глава шестая
Но не слишком близко
Новое всегда представляет для человека интерес, и в отношении хирургов это тоже справедливо. Пока Райан читал газету, Кэти смотрела, не отрываясь, из окна поезда. День снова был ясный и солнечный, и небо голубизной могло сравниться с глазами красавицы-жены Джека. Сам Райан уже успел более или менее запомнить дорогу, и однообразие неизменно навевало на него сонливость. Уютно устроившись в углу дивана, он почувствовал, как тяжелеют веки.
— Джек, ты собираешься заснуть? А что если мы пропустим нашу остановку?
— Мы приедем на вокзал, — объяснил муж. — Поезд не просто остановится там; он дальше никуда не пойдет. К тому же, никогда не стой, если есть возможность сидеть, и никогда не сиди, если есть возможность лежать.
— Кто сказал тебе эту чушь?
— Мой комми, — закрывая глаза, промолвил Джек.
— Кто?
— Филипп Тейт, сержант-комендор морской пехоты Соединенных Штатов. Он служил в том взводе, которым я командовал до тех пор, пока не погиб при катастрофе вертолета, — полагаю, служит до сих пор.
Райан до сих пор на каждое Рождество отправлял своему бывшему подчиненному поздравительную открытку. Если бы Тейт тогда сплоховал, хромая шутка о «гибели» Райана, возможно, была бы не так далека от действительности. Тейт и фельдшер второго класса военно-морского флота по имени Майкл Бернс зафиксировали Райану спину и тем самым по меньшей мере спасли его от травмы позвоночника, которая сделала бы его навсегда калекой. Бернс также получал открытку на Рождество.
Минут за десять до прибытия на вокзал Виктории Райан протер глаза и уселся прямо.
— Добро пожаловать в мир тех, кто не спит, — язвительно заметила Кэти.
— К середине следующей недели ты будешь вести себя так же.
Она презрительно фыркнула.
— Для бывшего морского пехотинца ты слишком ленивый.
— Дорогая, когда делать нечего, можно потратить это время с пользой для себя.
— Что я и делаю.
Кэти показала последний номер медицинского журнала «Ланцет».
— И о чем ты читала?
— Ты все равно не поймешь, — ответила она.
И это действительно было так. Познания Райана в биологии ограничивались лягушкой, препарированной в старшей школе. Кэти также проделывала эту операцию, но затем она, вероятно, зашила лягушку обратно и отпустила ее прыгать в болото. Кроме того, Кэти умела сдавать карты, как профессиональный банкомет из Лас-Вегаса, что не переставало поражать ее мужа каждый раз, когда он это наблюдал. Зато она совершенно не умела обращаться с пистолетом. Как, вероятно, и большинство врачей. А здесь, в Англии, огнестрельное оружие считалось чем-то нечистым даже полицейскими, из которых лишь некоторым позволялось носить его при исполнении служебных обязанностей. Забавная страна.
