Фоули намеревался в течение следующих дней садиться в один и тот же поезд, в один и тот же вагон, стараясь занять приблизительно то же самое место. Даже если за ним есть «хвост», тот не заметит ничего подозрительного. Напротив, русским приходилось по душе, когда их подопечные, объекты наблюдения, вели себя изо дня в день одинаково. Они начинали беспокоиться, когда действия американцев приобретали случайный и непредсказуемый характер. Что ж, Эд Фоули будет «хорошим» американцем; он продемонстрирует русским то, что те от него ждут, и это не покажется им странным. Московский резидент усмехнулся собственным мыслям.
Доехав до своей станции, Фоули поднялся на эскалаторе на улицу и прошел пешком до здания посольства, стоящего напротив церкви Святой Богоматери микроэлектроники, самой большой в мире микроволновой печи. Эду всегда было приятно видеть звездно-полосатый флаг на флагштоке и морских пехотинцев за воротами — свидетельство того, что он приходил именно туда, куда нужно. Особенно ему нравился вид часовых, в куртках защитного цвета, темно-синих форменных брюках и белых шапочках, с пистолетами в кобурах.
В своем убогом кабинете Фоули, как всегда, встретил обычный разгром — определенная неаккуратность являлась частью его прикрытия.
Однако «крыша» не распространялась на связь. Просто не могла распространяться. За связь в посольстве отвечал Майк Рассел, бывший подполковник Управления армейской безопасности, ведомства, которое обеспечивало закрытую связь в вооруженных силах. Теперь Рассел уже в качестве гражданского специалиста работал в Агентстве национальной безопасности, которое занималось тем же самым, но только в масштабах правительственных и государственных учреждений. Назначение в Москву явилось для Рассела тяжким испытанием. Негр, разведенный, он не получал здесь должного внимания со стороны женщин, поскольку русские славятся своим неприязненным отношением к людям с темным цветом кожи.
Послышался громкий стук в дверь.
— Заходи, Майк, — пригласил Фоули.
— Привет, Эд. — Невысокого роста, Рассел, судя по размерам его талии, любил хорошо поесть. Однако он великолепно разбирался в шифрах и кодах, а в данный момент это было главным. — Ночь выдалась спокойной. Для тебя почти ничего нет.
— Вот как?
— Да, только вот это. — Достав из кармана конверт, Рассел протянул его Фоули. — Судя по всему, ничего важного.
Именно в его обязанности входили зашифрование и расшифрование всех исходящих и входящих сообщений. Даже сам посол не имел такого доступа к секретной информации, как глава службы связи. Внезапно Фоули обрадовался расизму русских. Это делало Майка Рассела значительно менее уязвимым. А от одной только мысли, что глава службы связи может переметнуться к противнику, становилось жутко. Среди всех сотрудников посольства именно Майку Расселу было известно наибольшее количество секретов. Вот почему разведывательные службы всех государств в первую очередь стараются завербовать шифровальщиков, малооплачиваемых сотрудников посольства, на которых все смотрят свысока, обладающих огромной информационной силой.
Фоули вскрыл конверт. Сообщение было обычной рутиной — очередное доказательство того, что ЦРУ являлось лишь еще одним бюрократическим учреждением, какую бы важную работу оно ни выполняло. Презрительно фыркнув, Фоули поместил лист бумаги в измельчитель, где вращающиеся стальные колеса мгновенно превратили его в обрезки размером около двух квадратных сантиметров каждый.
— Наверное, отрадно сознавать, что с дневным объемом работы можно справиться всего за десять секунд, — со смехом заметил Рассел.
— Не сомневаюсь, во Вьетнаме все было иначе.
— Да нет. Конечно, всякое бывало. Помню, как-то раз мои ребята засекли вьетконговский передатчик, работавший в нашем штабе. Вот тогда выдалась бурная ночка.
— Взяли ублюдка?
— О да, — удовлетворенно кивнул Рассел. — Большие шишки наложили в штаны, узнав, что он работал у них под самым носом. Насколько мне известно, ему пришлось несладко.
В то время Рассел был первым лейтенантом. Его отец, уроженец Детройта, во время Второй мировой войны строил бомбардировщики Б-24 и с тех пор не переставал повторять своему сыну, что это приносило гораздо большее моральное удовлетворение, чем работа на сборочном конвейере «Форда». Рассел ненавидел Советский Союз всеми фибрами своей души (русские даже не умеют ценить музыку соул!), однако повышенный оклад — работа в Москве официально считалась сложной — позволит ему вскоре купить небольшой домик в Верхнем Мичигане, где он сможет вдоволь охотиться на птиц и оленей.
— Эд, отвечать будешь?
— Нет, сегодня не буду — по крайней мере, пока что не собираюсь.
— Понял. Что ж, не буду мешать. Всего хорошего.
С этими словами Рассел скрылся за дверью.
Действительность мало походила на шпионские романы — в работе сотрудника ЦРУ гораздо больше скучной рутины, чем захватывающих приключений. Не меньше двух третей своего рабочего времени Фоули посвящал написанию отчетов, которые в Лэнгли, возможно, кто-нибудь прочтет, а может быть, никто не станет читать, а также ожиданию встреч, которые могли и не состояться. Для работы за пределами посольства у него были подчиненные, поскольку сам он занимал слишком ответственный пост, чтобы рисковать возможной компрометацией — о чем Эду время от времени приходилось напоминать своей жене. Мери Пат просто обожала кипучую деятельность. Эда это весьма беспокоило, хотя ни он сам, ни его жена не подвергались реальной опасности. У обоих были дипломатические паспорта, и русские по большей части прилежно соблюдали международные законы. Даже если и станет горячо, слишком горячо все равно не будет. По крайней мере, так убеждал себя Фоули.
— Доброе утро, полковник Бубовой, — не поднимаясь с места, поздоровался Андропов.
— Добрый день, товарищ председатель, — ответил софийский резидент, с облегчением отмечая, что Рождественский его не обманул.
Впрочем, излишняя осторожность все равно никогда не помешает.
— Как идут дела в Софии? — продолжал Андропов, указывая на кожаное кресло напротив своего массивного дубового стола.
— Ну, товарищ председатель, наши братские болгарские коллеги по-прежнему горят желанием сотрудничать, особенно во всех вопросах, связанных с Турцией.
— Очень хорошо. Мы планируем провести одну операцию, и мне хотелось бы услышать ваши соображения по поводу реальности ее осуществления.
Голос Юрия Владимировича оставался любезным и учтивым.
— И что это за операция? — спросил Бубовой.
Андропов изложил свой план, пристально следя за своим собеседником. На лице Бубового не отразилось абсолютно ничего. Полковник был слишком искушен для того, чтобы выдавать свои чувства; к тому же, он понимал, как внимательно наблюдает за ним председатель.
— Как вы планируете осуществить операцию? — спросил он, когда Андропов закончил.
— А как быстро вы сможете ее подготовить?
— Мне будет нужна помощь наших болгарских друзей. У меня есть один человек, к которому можно обратиться, — полковник Борис Строков, сотрудник «Държавны сигурности». Он отвечает за деятельность болгарской разведки в Турции — контрабанда и все такое. Через это Строков имеет выход на турецкую организованную преступность. Его связи бывают очень полезными, особенно когда возникает необходимость кого-то физически устранить.
— Продолжайте, — тихим, но нетерпеливым голосом произнес председатель КГБ.
— Товарищ председатель, осуществить подобную операцию будет очень непросто. Не имея возможности провести стрелка в личные покои жертвы, придется устраивать покушение в общественном месте, где неизбежно скопление большого количества народа. Можно будет заверить стрелка в том, что у нас имеются средства обеспечить ему отход, однако это, разумеется, будет ложью. С точки зрения тактики желательно было бы иметь на месте второго человека, который расправился бы со стрелком сразу же после
