— Да. В конце недели, пожалуй. — Фармер кивнул. — Уже прошло два месяца, и его крыло зажило. Полагаю, что он готов вернуться обратно и найти себе амбар, полный мышей, для охоты.
— Это была та, которую сбил автомобиль?
— Нет, автомобиль сбил Николло, большого рогатого филина. По-моему, Фестус наткнулся на провод линии электропередачи. Не смотрел перед собой, наверно. Оба его глаза функционируют нормально. Птицы совершают глупые поступки, как люди. Но, как бы то ни было, я вылечил его сломанное крыло, сделал хорошую работу, даже если я говорю это про самого себя. — Фармер позволил себе удовлетворенно улыбнуться. — Но старый Фестус не испытывает ко мне чувство благодарности.
— Бен, тебе нужно стать врачом, ты так хорошо относишься к лечению. Ты, наверно, был медиком в морской пехоте?
— Нет, простым солдатом. Морской пехоте предоставляются медики флота, доктор. — Фармер снял с руки перчатку из толстой кожи и пошевелил пальцами, прежде чем надеть ее обратно. — Вы пришли сюда по поводу Мэри?
— Что случилось ночью?
— Вы хотите знать правду? Я пошел в туалет, чтобы помочиться, вернулся обратно и сел почитать свой журнал. Когда поднял голову и посмотрел на монитор, ее не было в палате. Я считаю, она отсутствовала минут десять до того, как вызвал дежурного доктора. Это я допустил ошибку и виноват в этом только я, доктор, — признался Фармер.
— Думаю, что она не сумела натворить что-то очень уж вредное.
— Да, доктор, может быть, стоит перенести компьютер в комнату с замком на двери, а? — Он прошел в конец комнаты и открыл другую дверь. — Эй, Барон, — позвал охранник. Через мгновение ястреб прыгнул на вытянутую руку. — Да, это мой друг. Ты тоже готов вернуться на свободу, верно? Может быть, хочешь найти жирных, сочных зайцев?
Вот настоящие благородные птицы, подумал Киллгор. Их глаза зоркие и ясные, движения мощные и дышат стремлением к цели, и хотя эта цель может показаться жестокой их жертвам, это ведь естественно для Природы. Эти хищники удерживают баланс в природе, истребляя слабых, искалеченных и глупых. Кроме того, хищные птицы благородны в своем поведении, в том, как они взмывают вверх и смотрят с высоты на мир, решая, кто будет жить и кто умрет. Подобно тому, как поступает он и члены его группы, подумал Киллгор, хотя человеческим глазам недостает твердости, которую увидел здесь. Он улыбнулся Барону, который скоро вернется на свободу, будет парить над Канзасом...
— Мне позволят заниматься этим, когда наш Проект войдет в силу? — спросил Фармер, усаживая Барона на его деревянный насест.
— Что ты имеешь в виду, Бен?
— Видите ли, док, есть люди, которые говорят, что мне не разрешат держать птиц, после того как мы выйдем к природе, поскольку это мешает ей. Черт побери, ведь я ухаживаю за своими птицами, — вы знаете, прирученные хищные птицы живут в два или три раза дольше, чем живущие на свободе. Да, я понимаю, что это немного нарушает самостоятельность природы, но, проклятие, ведь я...
— Бен, эта проблема недостаточно велика, чтобы беспокоиться о ней. Я понимаю тебя и твоих ястребов, о'кей? Мне они тоже нравятся.
— Эти птицы — умная бомба природы, док. Я люблю смотреть, как они работают. А когда получают повреждения, я знаю, как вылечить их.
— У тебя это отлично получается. Все твои птицы выглядят здоровыми.
— Еще бы, сэр. Я даю им нужный корм, ловлю для них мышей. Они любят свою пищу теплой, понимаете? — Он подошел к рабочему столу, снял рукавицу и повесил ее на крючок. — Это завершает мою утреннюю работу.
— О'кей, отправляйся домой, Бен. Я позабочусь о том, чтобы компьютерная комната была надежно заперта. Следи за тем, чтобы субъекты больше не разгуливали по ночам.
— Да, сэр. Как дела у Генри? — спросил Фармер, разыскивая в кармане ключи от машины.
— Генри оставил нас.
— Я не думал, что ему осталось много времени. Итак, больше нет пьяниц, а? — Он увидел, как доктор покачал головой. — Да, жаль его. Настоящий боец, этот сукин сын.
— Да, Бен, но такова жизнь.
— Верно, док. Жаль, что мы не можем оставить его тело коршунам. Им тоже нужна еда, но немного противно смотреть, как они ее добывают. — Он открыл дверцу. — Увидимся вечером, док.
Киллгор последовал за ним, щелкая выключателями. Нет, они не могут лишить Бена Фармера права держать своих птиц. Соколиная охота — спорт королей, и во время нее вы можете узнать так много о птицах, как они охотятся, как живут. Они являются частью Великого плана Природы. Проблема заключалась в том, что в Проекте принимали участие крайне радикальные люди, подобные таким, которые протестовали против участия врачей, потому что они мешают естественному развитию Природы. Лечить людей, по их мнению, означает вмешательство, позволяет людям слишком быстро размножаться, что снова приведет к нарушению естественного баланса. Да, конечно. Через сотню, может быть, через двести лет, Канзас будет полностью заселен — но ведь не все останутся в Канзасе. Нет, они распространятся по свету, будут изучать горы, мангровые заросли, дождевые леса, африканскую саванну, и затем вернутся в Канзас с докладами о том, что им стало известно, будут показывать видеозаписи природы в ее естественном развитии. Киллгор заранее предвкушал это. Подобно большинству членов Проекта, он не отрывался от телевизора, когда шел цикл «Планета животных» на канале «Дискавери» по кабельному телевидению. Предстояло так много узнать, так много понять, потому что он хотел узнать все, понять Природу во всей ее целостности. Конечно, это нелегкая задача, возможно, даже нереалистичная, но, если ему не удастся справиться с ней, его место займут дети. Или даже их дети, которые будут выращены и воспитаны для того, чтобы оценить Природу во всем ее великолепии. Они будут путешествовать и отправятся восхищаться Природой, являясь учеными- естественниками. Он подумал, каким будет мнение тех, кто посетит мертвые города... По-видимому, будет неплохой мыслью убедить их сделать это, для того чтобы они поняли, как много ошибок совершил человек, и научатся не повторять их. Может быть, он сам возглавит несколько таких поездок. Нью-Йорк будет самым большим и жестоким уроком, наглядно показывающим, чего не надо делать. Пройдет тысяча лет, может быть, больше, прежде чем огромные здания рухнут в результате коррозии балок и отсутствия ухода за ними... Каменные части зданий сохранятся навсегда, но относительно скоро, лет через десять, олени вернутся в Центральный парк.
В течение некоторого времени стервятники будут пировать на трупах. Им предстоит съесть множество тел... а, может быть, и нет. Сначала трупы будут хоронить обычным, цивилизованным способом, но через несколько недель это окажется не под силу, и тогда люди будут умирать, возможно, в своих кроватях, и появятся крысы, разумеется. Наступающий год станет знаменательным для крыс. Единственной проблемой будет следующая: процветание крыс зависит от людей. Они живут на помойках и отходах цивилизации, относительно специализированные паразиты, и в наступающем году они переживут всемирный пир, до предела набивая свои животы, и затем — что? Что произойдет с крысиным населением? Собаки и кошки будут питаться ими, постепенно достигая определенного баланса, но без миллионов людей, производящих отходы, питающие крыс, их число будет сокращаться в течение следующих пяти или десяти лет.
Это будет интересным предметом для изучения. Насколько быстро сократится крысиное население и до какого предела оно уменьшится?
Слишком много людей в Проекте интересуются крупными животными. Все любят волков и пантер, великолепных благородных животных, так жестоко уничтожаемых людьми из-за их набегов на домашних животных. Но они восстановят свою численность, после того как прекратится их ловля капканами и отравление ядами. Но как относительно маленьких хищников? Как относительно крыс? Создается впечатление, что их судьба никого не интересует, но ведь они тоже являются частью экосистемы. Разве можно применять эстетический подход к изучению природы? Если применить его, то как вы сможете оправдать убийство Мэри Баннистер, субъекта F4? В конце концов, она является привлекательной, умной, приятной женщиной, совсем не похожей на Честера, или Пита, или Генри, ничуть не отвратительная для созерцания, как были они... Но подобно им это личность, которая не понимает Природу, не ценит ее красоту, не видит своего места в великой системе жизни и потому не заслуживает права на жизнь. Жаль. Жалко всех подопытных субъектов, но планета умирает и нуждается в спасении, и сделать это можно лишь одним
