— Итак, почему мы продали акции «Ситибэнка»? — спросил Джордж Уинстон.
— Дело в том, что он приказал нам искать банки, подверженные валютным колебаниям, — ответил Гант. — И попал в точку. Мы сбросили эти акции в самый последний момент. Вот посмотри сам. — Гант набрал команду, ввёл её в терминал, и на экране графически отобразилось поведение акций Первого национального банка, «Ситибэнка», в пятницу. Действительно, акции стремительно упали в цене, в первую очередь из-за того, что «Коламбус», купивший несколько крупных пакетов за предыдущие пять недель, разом выбросил их на рынок и этим подорвал к ним доверие. — Как бы то ни было, это стало тревожным звонком в нашей программе…
— Марк, но разве акции «Ситибэнка» не являются частью исходных составляющих в нашей модели? — спокойно спросил Уинстон. Слишком резко упрекать Марка не имело смысла.
— Ну да… — Гант широко открыл глаза. — Действительно.
Именно в этот момент Уинстона осенило. Ему показалось, что в голове зажглась ослепительно яркая лампочка. Мало кто знал, каким образом «экспертные системы» следили за состоянием дел на финансовом рынке. Они действовали взаимосвязанно, наблюдая как за рынком в целом, так и за ставками-ориентирами, составляющими ключевые котировки, влияющие на развитие рыночных тенденций. Это были акции, курс которых в течение длительного времени совпадал со всем происходящим при общей склонности к стабильности, падал и поднимался медленнее тех, что поддавались спекулятивным колебаниям, — короче говоря, это были надёжные и устойчивые ценные бумаги. Объяснялось это двумя причинами и одной катастрофической ошибкой. Причины заключались в том, что, хотя курс ценных бумаг на бирже колебался ежедневно, даже при самых благоприятных обстоятельствах, смысл биржевой игры состоял не только в том, чтобы время от времени получать огромную прибыль, точно угадав тенденцию развития группы компаний, играющих на повышение или понижение, но и в том, чтобы хеджировать, страховать от потерь, свои деньги, вкладывая их в «надёжные убежища» — хотя совершенно надёжных акций не существовало, что и продемонстрировала пятница, когда все рушилось вокруг. По этой причине акции некоторых компаний, составляющие исходные части общей модели, на протяжении длительного времени и являлись такими «убежищами». А вот ошибка оказалась широко распространённой: люди склонны забывать, что у игральных костей нет памяти. Эти акции оставались устойчивыми только потому, что во главе стоящих за ними компаний в течение многих лет находились опытные и высококвалифицированные финансисты. Но с течением времени руководство компаний меняется, поэтому устойчивыми являлись не сами акции, а компании, руководимые умелыми профессионалами. Следовало периодически делать переоценку надёжности компаний и соответственно заново оценивать устойчивость выпускаемых ими ценных бумаг. А ведь тенденция становится тенденцией только потому, что люди считают её таковой и, поступая таким образом, начинают верить в неё. Уинстон рассматривал состояние акций, входящих в число надёжных и составляющих исходную модель, только как указание на возможное поведение людей, принимающих участие в торгах на бирже. Для него тенденции всегда являлись психологическим фактором, помогающим оценить, до какой степени люди будут следовать искусственной модели, а не поведение самой модели. Гант же, подобно многим трейдерам с техническим образованием, относился к этому по-другому. Таким образом, выбросив на рынок акции «Сйтибэнка», «Коламбус» включил сигнал тревоги в собственной компьютерной системе. К тому же даже такой умный и способный человек, как Марк, упустил из виду, что «Ситибэнк» и есть одна из главных составляющих этой проклятой модели!
— Давай посмотрим на ценные бумаги других банков, — распорядился Уинстон.
— Так вот, далее рухнули акции банка «Кемикл», — пояснил Гант, вводя команду и демонстрируя на экране крах банка. — За ним последовали «Мэнни Хэнни» («Мэньюфекчурерс Ханновер») и остальные. Мы, однако, заметили приближение краха и тут же вложили свободные средства в металлы и акции золотодобывающих компаний. Знаешь, когда все успокоится и ситуация прояснится, ты увидишь, что мы действовали не так уж плохо. Не блестяще, но всё-таки неплохо, принимая во внимание обстоятельства. — Гант вывел на экран свою программу общих трансакций, стремясь доказать, что действовал правильно. — Я забрал средства из «Силикон-вэлли», направил их в «Дженерал моторс» и…
Уинстон похлопал его по плечу.
— Давай отложим это на более позднее время, Марк. Я и так вижу, что ты действовал хорошо.
— Короче говоря, мы всё время опережали тенденцию развития. Разумеется, понесли убытки, потому что пришлось избавиться от надёжных вложений, когда потребовалось платить, но такое может случиться с кем угодно…
— Значит, ты так и не понял?
— Чего, Джордж?
— Мы сами создали тенденцию.
Марк Гант недоуменно мигнул, и Уинстон увидел все на его лице.
Он так и не сумел разобраться в происшедшем.
29. Письменные документы
Представление прошло успешно, и в заключение профессор глазной хирургии из университета Шиба, руководитель японской делегации, вручил Кэти Райан изящно завёрнутую коробку. Развернув её, она обнаружила внутри шарф из бледно-голубого шелка, вышитый золотом. Не иначе он был сделан больше ста лет назад.
— Голубой цвет так идёт к вашим глазам, профессор Райан, — произнёс японский офтальмолог с улыбкой подлинного восхищения. — Боюсь только, это недостаточно ценный подарок за то, что я узнал сегодня от вас. В моей больнице сотни пациентов, страдающих диабетом. Теперь у нас есть надежда с помощью разработанной вами методики вернуть зрение многим из них. Вы сделали блестящее открытие, профессор. — Он поклонился с очевидным уважением.
— С помощью лазеров, изготовленных в вашей стране, — ответила Кэти. Она не знала, какие чувства ей следует проявлять. Подарок был поразительным. Японский хирург вёл себя предельно искренне, но его страна находилась в состоянии войны с Америкой. Разве об этом ещё не стало известно? Если идёт война, то почему этот иностранец не арестован? Как ей следует относиться к нему? Любезно, как к учёному коллеге, или холодно, как к представителю враждебной державы? Что происходит, черт побери? Она посмотрела на Андрэ Прайс, которая стояла улыбаясь у задней стены зала, скрестив на груди руки.
— Но вы научили нас пользоваться ими намного эффективнее. Блестящее проявление прикладной науки. — Японский профессор повернулся к присутствующим и поднял руки. Гости начали аплодировать, и покрасневшая от удовольствия Кэролайн Райан подумала, что ей, может быть, действительно удастся украсить каминную доску статуэткой Ласкера. Все подходили и пожимали ей руку, прежде чем спуститься к автобусу, который отвезёт их обратно в отель «Стауффер» на Пратт-стрит.
— Можно посмотреть? — спросила специальный агент Прайс, после того как посетители ушли и дверь закрылась. Кэти передала ей шарф. — Прелестно. Вам придётся купить для него новое платье.
— Итак, никаких оснований для беспокойства не было, — заметила доктор Райан. Она с удивлением вспомнила, что уже после первых секунд лекции совсем забыла о прежних страхах. Разве это не интересно?
— Да, как и уже говорила, мы не ожидали ничего необычного. — Прайс с сожалением отдала шарф обратно. Действительно, маленький японский профессор прав, подумала она. Небесно-голубой цвет очень идёт к глазам хирурга. — А чем вы занимаетесь, доктор Райан? — спросила она.
— Делаю операции на сетчатке глаза. — Кэти закрыла блокнот. — Начала с хирургии хрусталика и занималась этим до рождения маленького Джека. Затем мне пришла в голову мысль о том, что можно с помощью хирургической операции заново присоединить отслоившуюся сетчатку. Потом я стала заниматься кровеносными сосудами глаза. Берни дал мне возможность работать в этой области, я получила финансовую помощь для исследований, и постепенно одно вытекало из другого…
— А теперь по операциям такого рода вы стали лучшим глазным хирургом в мире, — закончила за неё Прайс.
— До тех пор пока не появится кто-то с руками лучше моих и не овладеет этой специальностью, — улыбнулась Кэти. — Сейчас я, пожалуй, действительно лучшая в мире — по крайней мере на ближайшие несколько месяцев.
— Итак, как поживает наш лауреат? — В комнату вошёл Берни Кац и впервые увидел Андрэ Прайс.
