– В чем дело? – спросил Орлов.
– А тот случай с вашим сыном в Москве – это тоже была честная ошибка?
– Это были глупость и безответственность, – ответил Орлов. – Вы с Догиным обошлись с ним более чем справедливо.
– Мы действовали так, исходя из уважения к вашим выдающимся свершениям, товарищ генерал, – сказал Росский. – Вашего сына ждет впереди большое будущее. Вы ознакомились с отчетом о том происшествии?
Орлов прищурился.
– Нет. У меня никогда не возникало такого желания.
– У меня есть копия, – продолжал Росский. – Отчет был изъят из личного дела, переданного в кадровый отдел. К делу была приложена характеристика. Вам это известно?
Орлов молчал.
– Старший сержант Горошин, командир отделения, в котором учился Никита, потребовал исключить его из академии за хулиганство. Причем главная вина вашего сына состояла не в том, что он осквернил храм Греческой православной церкви на улице Архипова и избил священника, а в том, что он ворвался на склад академии за краской и ударил караульного, который попытался ему помешать. – Росский усмехнулся. – Полагаю, на вашего мальчика произвел впечатление мой рассказ о том, что греческая армия поставляла оружие афганским мятежникам.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Орлов. – То, что вам удалось подучить Никиту нападать на безоружных, беззащитных людей?
– Мирное население – это мягкое брюхо той самой машины, которая движет армией, товарищ генерал, – сказал Росский. – В глазах спецназа – законная цель. Но вы вряд ли захотите обсуждать со мной тонкости военной политики.
– У меня вообще нет никакого желания что-либо обсуждать с вами, полковник Росский, – резко произнес Орлов. – Нам нужно думать о том, как ввести в действие операционный центр.
Генерал направился к двери, но Росский вновь его остановил.
– Разумеется, товарищ генерал. Однако, поскольку вы попросили держать вас в курсе всего, что относится к моим служебным обязанностям, предупреждаю, что я изложу в отчете подробности этого разговора – и в том числе следующее: обвинения с вашего сына не были сняты. Просто рапорт старшего сержанта Горошина был оставлен без последствий, а это, согласитесь, совсем не одно и то же. Если этот рапорт попадет в кадровое управление, обязательно будут приняты соответствующие меры.
Орлов стоял, положив руку на ручку двери, спиной к Росскому.
– Моему сыну придется ответить за свои проступки, хотя, не сомневаюсь, трибунал учтет его безупречный послужной список, а также то, как определенные документы были сначала скрыты, а потом снова извлечены.
– Товарищ генерал, иногда папка может просто сама собой появиться на столе.
Орлов открыл дверь. Стоявшая за ней прапорщик Беляева снова молодцевато козырнула.
– А в моем отчете будет упомянуто ваше вызывающее поведение, полковник Росский, – сказал Орлов, переводя взгляд с Беляевой на Росского. – Вы хотите еще что-нибудь добавить к этому пункту?
Росский медленно поднялся из-за стола.
– Никак нет, товарищ генерал. Пока что ничего не хочу.
Генерал Орлов вышел в коридор, а Беляева шагнула в кабинет полковника. Она закрыла за собой звуконепроницаемую дверь, и генералу осталось только гадать, что произойдет в кабинете.
Впрочем, это не имело значения. Росский предупрежден; он будет вынужден соблюдать все правила вплоть до последней запятой... вот только у Орлова возникло предчувствие, что правила эти начнут меняться, как только полковник свяжется по телефону с министром внутренних дел Догиным.
Глава 15
Гриффен Идженс вернулся в Овальный кабинет.
– Полиция штата уже направляется на Форест-роуд, – сказал он, – и к ним на подмогу спешит на вертолете группа моих людей. Не пройдет и получаса, как этого сумасшедшего схватят.
– Он не окажет никакого сопротивления, – мрачно пробурчал Беркоу.
Директор ФБР грузно опустился в кресло.
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что мы выполнили его требование. Он отбарабанит какой-нибудь радикальный бред и сдастся без сопротивления.
– Проклятие! – выругался Идженс. – А мне очень хотелось хорошенько его прижать.
– И мне тоже, – сказал Беркоу.
Помощник по вопросам национальной безопасности повернулся к Майку Роджерсу. Хотя все присутствующие в Овальном кабинете были мрачнее тучи, самое удрученное лицо было у Беркоу.
– Итак, Майк? – спросил он. – Кто эти твари и как нам раздавить остальных?
– Прежде чем вы начнете отвечать, – остановил Роджерса президент, – возможно, кто-либо из присутствующих здесь проинформирует нас, затевает ли российская армия что-либо такое, что сможет
