Она выпрямилась, опустила руки и вгляделась в лес, темнеющий на противоположном берегу стремительно несущейся воды.
— Нас немного, тех, кто живет в Великом лесу, в единении с ним, — начала она. — Мы переходим с места на место, живем то тут, то там. Так происходит из года в год. Мы принимаем то, что в изобилии дает нам лес, но не злоупотребляем его щедростью. И мы ограничиваем наше число, чтобы Великой Матери было легче заботиться о нас.
Она умолкла. Затем ее мелодичный голос зазвучал вновь:
— Летом, под усыпанным звездами ночным небом, каждые двести лун мы собираемся в самой древней роще, несущей серебряные ягоды, для священного обряда продолжения рода. Мы выбираем достигшую зрелости деву, которая должна принять семя племени. Если есть на то воля Матери, семя старших успешно изливается в лоно юной женщины, и в свой срок рождается новое дитя племени.
Наставница закрыла глаза и тихо забормотала заклинания, словно то, о чем она рассказывала, было настолько важным и сокровенным, что даже говорить о подобных вещах было опасно и изнурительно. Затем, собравшись с духом, она продолжила:
— Если обряд продолжения рода приводит к зарождению жизни и появляется мальчик, его со временем обучают всем тайнам, и, когда приходит его черед, он становится одним из старших в племени, чтобы породить новую жизнь, так же как когда-то был порожден он сам. Если дитя — девочка, ее отделяют от племени, и она растет вдали от нас, пока ей не исполнится шестнадцать, тогда ее оплодотворяют семенем племени.
Жосс недоверчиво покачал головой. Он с трудом мог поверить, что здесь, в этом лесу, который начинался в сотне ярдов от стен аббатства Хокенли, в нескольких милях от дорог, городов и деревень, здесь, в этом лесу, живут люди, которые все еще поклоняются древним богам и богиням и которыми повелевают солнце и луна. Люди, которых, кажется, даже в малой степени не коснулось просвещение уходящего двенадцатого столетия.
Это было почти невероятно.
До него донеслись слова аббатисы. С почтением, словно просительница, она поинтересовалась, можно ли ей задать Наставнице вопрос.
— Спрашивай, — ответила Наставница.
— Та девушка, что была там прошлой ночью, — проговорила Элевайз. — Она… Наставница, она выглядела точно так же, как одна из девушек, находящихся под моей опекой. Одна из тех, о которых я беспокоилась. — На лице аббатисы появилась мимолетная улыбка. — Беспокоилась столь сильно, что мне пришлось вторгнуться в ваш лес.
Наставница, все еще глядя в глаза аббатисе, понимающе кивнула. Затем ответила:
— Это Селена. Ту девушку, которую вы видели, зовут Селена. Она родилась шестнадцать лет назад в роще серебряных ягод, но, приведя девочку в этот мир, мать покинула его.
Отзвук старой печали омрачил лицо Наставницы. Оно потемнело, глубокие проницательные глаза сузились в зловещие щелочки, а полные губы сомкнулись, образовав жесткую линию. На какое-то мгновение Жосс воочию увидел грозное могущество этой женщины.
Пристально глядя на аббатису, Наставница продолжала:
— Мать умерла, потому что роды были слишком тяжелыми, а роды были тяжелыми потому, что в своем чреве она носила не одного, а двух детей. Две дочери, каждая — точное подобие сестры.
«Близнецы, — подумал Жосс. — Какая-то бедная женщина из этих убогих Лесных людей родила близнецов. Богу известно, рождение двойни — трудное дело даже в очень хороших условиях. Но здесь, в лесу, где нет ни удобств, ни тепла, ни даже деревенской повитухи… Как же должна была страдать эта несчастная женщина!
Вдруг Жосс понял, что Наставница наблюдает за ним. Она заговорила.
— За матерью, чужак, ухаживали лучшим образом. Не воображай, что в твоем мире, в одном из ваших огромных домов, о ней позаботились бы лучше.
Рыцарь уронил голову.
— Простите.
«Глупец!» — обругал он себя. Во-первых, за то, что забыл, насколько искусна Наставница в целебных травах и снадобьях, и в этом она, без сомнений, далеко превосходит любую селянку-повитуху. А во-вторых — за то, что упустил из виду ее явную способность читать его мысли.
— Племени был нужен только один ребенок, — продолжала Наставница. — По нашим законам, если такое случается, выбор должен пасть на старшую. Селена осталась с нами, а Калисту отдали.
— Калиста! — выдохнула аббатиса. — Так она и назвала себя!
Наставница слегка удивилась.
— Разумеется.
— Но… — Жосс знал, о чем думает аббатиса, и та продолжила именно об этом: — Но как же она узнала? Она ведь была младенцем, когда ее оставили у порога дома Элисон Херст! А они — Элисон и Мэтт — назвали ее Пег!
— Пег, — холодно повторила Наставница.
— Конечно, это не слишком благозвучное имя, — согласилась аббатиса, — особенно, если сравнивать с настоящим именем ребенка. Но они же не знали ее настоящего имени! И я не могу понять, как это удалось ей.
— Она носила свое имя на шее, — ответила Наставница.
— Но… — Аббатиса нахмурилась, потом ее лицо просветлело. — Кусочек дерева! — воскликнула она. — Да, я помню, как Элисон Херст показала мне его, когда Калиста захотела присоединиться к нам. — Она повернулась к Жоссу. — На шее младенца был кожаный шнурок, на котором висел вырезанный из дерева оберег, испещренный странными знаками. — С волнением она снова повернулась к Наставнице. — Это была какая-то надпись, которую могла понять лишь Калиста? — спросила она тихо.
— Это наше письмо, — ответила Наставница.
— Но как же ей удалось его прочитать? — недоумевал Жосс. — Она была младенцем, когда вы оставили ее у дома Херстов, а раз так, то где она смогла выучить ваши буквы?
Наставница пристально посмотрела на аббатису.
— В вашем аббатстве вы храните манускрипты?
— Да, храним.
— Древние книги, содержащие знания о природе?
— Мы… да! — Элевайз на миг умолкла, а потом с жаром продолжила: — Теперь я вспомнила! Пег — мы еще называли ее Пег, когда она впервые пришла к нам, — особенно понравился один манускрипт о деревьях! — Она подняла глаза на Наставницу. — Как раз когда она обнаружила его, она и попросила разрешения носить имя Калиста.
Наставница кивнула так, будто все это было ей давным-давно известно.
— Она нашла ключ к системе наших знаков.
— А на что эти знаки похожи? — поинтересовался Жосс. Он напряженно о чем-то размышлял.
— Там была полоски насечек на гранях оберега, — объяснила ему аббатиса.
— Я знаю! — Он поднял глаза на Наставницу. — Это огамический алфавит.
Та пожала плечами.
— Называйте как хотите. Это наш способ записи имен вещей.
— Она всегда любила проводить время на воздухе, — сказала аббатиса. — Элисон Херст рассказала мне, как Пег, когда была еще совсем крошкой, разбила свой собственный маленький садик. — Элевайз посмотрела на Наставницу. — Вряд ли это должно нас удивлять, правда? Если принять во внимание ее происхождение.
Наставница вновь пожала плечами.
— Все живущие со мной понимают наших братьев и сестер в природе. Все они — дети Великой Матери.
Аббатиса задумчиво кивнула.
— А также дети рода человеческого, — проговорила она. — Наставница, Калиста обладает даром исцелять. Недавно я возложила на нее обязанности сестры в нашем больничном покое, и то, как она
