также пару угодий, совсем не пригодных
ни на что, пруд размером с кофейное блюдце,
диких уток (полдюжины), двух привидений
(графа с девкой сенной, обесчещенной графом)
и подвальчик с прокисшими винами в бочках.
Что касается сада, его планировка
такова, что однажды, в саду потерявшись,
ты уже никогда не вернёшься из сада -
вот такая досада… но это неважно:
можно в сад не ходить – пить прокисшие вина
с привиденьями вместе, трепаться о чести
(чести девки сенной, обесчещенной графом:
тема, так сказать, быстрая – и из пикантных).
Вот… А если случатся какие туристы -
пнуть ногой под… уздцы и сказать: я не в духе.
Вообще говоря, всё неплохо, но как-то
на любителя… Жалко, что ты не любитель.
Z
И опять ты уходишь: всё время уходишь -
от друзей, от наград… от винта, от ответа,
и тебя уже можно увидеть идущим
по дороге, ведущей к жилому кварталу
с невесёлым названьем
Здесь и
дом, который ты как-то всегда огибаешь,
обходя стороной непонятное имя
на табличке, прибитой тобой вверх ногами.
Тут давно не живут – и звонить бесполезно:
колокольчик, звонок ли, скворец ли при двери
(свил гнездо и поёт… ну и что ж теперь делать?)…
есть ещё металлический рог: для упорных -
тех, что любят трубить от зари до заката,
но и им не откроют – хозяев нет дома.
Говорят, что когда-то тут было возможно
получить чашку кофе с берлинским печеньем,
но, должно быть, не в этом году, потому что
у скворца уже внуки – и немолодые.
Проходя по касательной к этому дому
ты – единственное – заберёшь свою почту
из почтового ящика, полного дряни,
чтобы где-нибудь бросить во время прогулки
в направлении к центру – по улочке тихой
Записка первая,
другу
Датские зелёные купола и башни
похожи на только что вынутые из моря:
грациозные обломки, которые день вчерашний
выбросил на берег, перефразируя Снорри.
Тебе, конечно, понятно, какого Снорри, -
если же нет, то и я не знаю:
ты однажды употребил это слово в споре…
правда, тема, помнится, была иная.
Впрочем, это я так. Лучше сразу о деле:
я хотел сообщить, что сегодня снова
не застал тебя дома, как и на той неделе,
и черкнуть записку – коротко, два-три слова.
В общем, так я и делаю. Вот и поговорили.
Это первый раз за последних четыре года.
Я пойду посижу сейчас в каком-нибудь гриле,
закажу себе минеральную «датскую воду» -
и начну извлекать из воды купола и башни,
купола и башни зелёного, вчерашнего цвета,
и раскладывать их по столу на бумажке -
в честь хотя бы и Снорри, хоть я и забыл, кто это.
То-то Снорри обрадуется и ахнет,
то-то даст мне мёду за эту идею!..
Что до поэзии, то ею здесь и не пахнет.
Обнимаю. Увидимся через неделю.
Записка вторая,
налоговому инспектору
Срезанные цветы действуют мне на нервы,
поэтому я в мою жизнь их не допускаю.
И хотя у меня есть тончайшая ваза из Севра,
она прекрасна сама собой и стоит пустая.
Я вообще считаю (если говорить честно),
что отнюдь не здорово быть свидетелем кончины,
восхищаясь тем, что пока не исчезло,
но исчезнет, как бы ни ухаживали и ни лечили.
Понятное дело, всё в мире довольно тленно
(я и сам охотно цитирую Екклесиаста),
но строить на этом концепцию жизни и вселенной,
полагая, что жизнь как раз потому и прекрасна -
это я нахожу, извините, несколько глуповатым
и, с Вашего разрешения, несколько страусиным…
Впрочем, в соответствии с заведенным мною порядком,
я давно не путешествую по философским трясинам.
Так о чём я, собственно… Ах да, о налоге:
с ним теперь всё в норме, как и следует из квитанций.
(Кстати, звонок Ваш застиг медведя в берлоге
прямо за этим самым намерением – расквитаться!)
Что ж, я весь не умру: сохранятся мои бумаги:
счета, расписки и прочая абракадабра -
богатый архив весельчака и бродяги:
смешное моё, нелепое моё завтра и послезавтра!
Закон сохраненья материи – прекрасная штука.
Он тот же буддизм: всех обманет и всех утешит.
До встречи, дружище… да продлится наша разлука!
Отчасти всё-таки Ваш,