Записка третья,
врачу
Я прийти не смогу: дела… то одни, то другие.
Мне теперь хорошо помогает зубная паста.
Невралгия моя, или как её… ностальгия,
развивается благополучно, но не опасно.
У меня отвращенье почти к любым препаратам,
и потом… я считаю Ваш труд не большим искусством.
Например, я вчера побеседовал с Гиппократом -
он хороший врач, он сказал: всё пройдёт, клянусь Вам.
Он не то что Вы – с Вашей клизмой и Вашей линзой!
…между прочим, на днях, по пути повреждая голень,
я украл из приёмной истории всех болезней -
Вы теперь ни в жизнь не узнаете, кто чем болен!
Я читаю их как романы, но – будь я Вами -
я бы многое изменил и отбросил даже,
ибо натурализм Ваш не объяснить словами,
а от этого плоские получаются персонажи.
Они часто болеют, представлены в мрачном свете,
скоро все перемрут… и какая же в этом тайна?
Это каждому ясно: в конце концов, мы не дети.
Но нельзя же смотреть на жизнь, так сказать, летально!
Скучно пишем, голубчик… Язык безнадёжно вязок.
Слишком много латыни, хоть нет для неё предлогов.
Удивительно, как Вы обходитесь без развязок.
Убивает полное отсутствие диалогов.
Я люблю интерьеры и старинные ароматы,
обожаю пейзажи… тут я в своей стихии -
и в ближайшее время допишу за Вас все романы.
Передайте привет равнодушной своей Психее!
Записка четвертая,
почтальонше
Не кладите, пожалуйста, больше газет мне в ящик:
справа мусорное ведро – специально для этой цели,
для любых событий, особенно настоящих!
Закрывайте покрепче крышку, чтоб не улетели.
Мне приятнее думать, что время остановилось,
что я всё посмотрел и сказал большое спасибо:
в этой драме коварство, побеждающее невинность,
как и прежде, выглядит глупо и некрасиво.
Так что мне ни к чему… как бы это сказать, примеры,
наводящие снова и снова на те же мысли.
Всё хорошее в мире завершилось до нашей эры -
к сожалению, Бог судил нам родиться после.
Одиссей уже возвратился к родному чаду,
Развесёлые боги давно в стороне резвятся…
Кстати, если тебя не смогли пригласить к началу,
глупо брать на себя какую-то роль в развязке.
В общем, Вы как хотите, а я умываю руки
замечательно пахнущим сиреневым мылом:
так учил нас Пилат – дока в древней этой науке -
расставаться с будущим, будущим легкокрылым.
Разумеется, мыло не было заложено в смете,
но подобные вольности извинительны индивиду,
опоздавшему чуть ли не на два тысячелетья
и почти потерявшему героев из виду.
Вот, пожалуй, и всё о газетах, что наболело.
Разрешите теперь откланяться, моя дорогая.
…если кто-то пришлёт письмо, то, конечно, другое дело.
Правда, кто это мог бы быть, я не постигаю.
Записка пятая,
случайному гостю
Часто наши пути пролегают где попало,
и особенно часто – из-за плохой погоды.
Будем знакомы: над дверью – фамилия и инициалы,
ключ под ковриком, и в холодильнике – бутерброды.
Как Вы видите, я всё давно приготовил -
это не благодеянье, а обычная деловитость.
На прошлой неделе Вас ждали тут мясо и картофель -
вчера их пришлось выбросить, чтобы не отравить Вас.
Сам я сейчас, наверное, где-нибудь близко -
скорее всего, в «Володии» или в «Параднее»
(как добраться, рисую на обороте записки) -
так что… захочется увидеться – заходите.
А не захочется – располагайтесь как дома.
Я не скоро вернусь: кое-что, как видите, понимаю -
с госпожою Душою иногда нельзя по-другому,
иногда она дурочка слепоглухонемая.
И тогда её надобно оставить в покое,
накормить бутербродами и забыть на диване:
пусть поспит (что не самое, как мы знаем, плохое!),
пусть побудет в какой-нибудь чужеземной нирване.
С ней никак не получится no-военному по-солдатски -
отдохните, стало быть, как в гостеприимном семействе!
Ничего, если сегодня встретиться не удастся -
может статься, ещё раз реинкарнируем вместе!
Вот когда мы побродим по лугам и долинам -
птицы встретят нас песней, псы окрестные – лаем,
вот когда мы подружимся, в нашем завтра счастливом,
если только узнаем друг друга. Но, говорят, не узнаем.
Записка шестая,
Сивому Мерину
В темноте пробираясь намедни по белу свету -
мимо храма Кому-не-Помню, – с правого боку
я имел в кармане завёрнутую котлету
и увидел на сене одну потрясающую собаку.
Мы устроили пир и, разумеется, говорили о дзэне:
дескать, время придёт собаке во тьме пробираться
