— Кло, — сказал он. — Я не приду домой. Меня предупредили об опасности, нужно исчезнуть на время.
— Кто предупредил? Куда исчезнуть?
— Один… приятель. Из давних времен. А исчезнуть… исчезнуть еще не решил куда. Жди моего звонка или… или чего-нибудь. И знай: мы вместе. Но будь осторожна.
Эмма Ивановна не поняла ничего. Трубка уже гудела. Эмма Ивановна прижала ее к груди и упала на колени:
— Господи! Отвечающий за живых и за мертвых! Сохрани мне его!
Потом она положила трубку и сказала:
— Я вся мокрая.
Ее действительно словно только что вынули из воды. Эмма Ивановна села в кресло и просидела с полчаса. «Сейчас зазвонит телефон», — подумала она, и телефон зазвонил.
— Алло. — Не было ничего в ее голосе — вообще никакой интонации.
— Добрый вечер. Это Эмма Ивановна Франк? — молодой голос. Хороший голос. Правда, немножко напряженный.
— Да. Эмма Ивановна Франк.
— Меня зовут Петр. Петр Ставский.
— Здравствуйте.
— Вам… простите, Вам случайно не рассказывали обо мне?
(Рассказывали! Конечно рассказывали! Много рассказывали. Какое счастье, что Вы позвонили. Приезжайте ко мне, иначе я умру сейчас. Вы единственный человек, который нужен мне в данный момент. Но-будь-осторожна. Что он имел в виду?..)
— Кто мог мне рассказывать о Вас?
— Один… один мой хороший знакомый, его зовут Станислав Леопольдович. (Но-будь-осторожна).
— Я не знакома со Станиславом Леопольдовичем.
— Наверное, это неправда, Эмма Ивановна.
— А почему Вы себе позволяете… Петр Ставский…
— Потому что я видел по телевизору вас обоих. Вы пели тирольскую песню… Дол зеленый — йо-хо, дол зеленый, йо-хо! Вы держались за руки. Вы знакомы со Станиславом Леопольдовичем. Молчание. — Эмма Ивановна, прошу Вас, не вешайте трубку! Послушайте меня, Вы слушаете?
— Да.
— Станислав Леопольдович… он сейчас где? Вы, может быть, знаете?
— Почему я должна знать?
— У вас телефон 203-38-88… это Сивцев Вражек… вы, стало быть, соседи.
— Соседи?.. А как Вы вообще узнали мой телефон? Кто Вам дал его?
— Я через справочную! По телевизору назвали вашу фамилию — и я… это просто, на самом деле.
— Если знать адрес — просто.
— А я сказал — Сивцев Вражек. Не знаю почему.
Внезапно Эмма Ивановна устала — ужасно, дико… до умопомрачения. У нее не было выхода — оставалось только поверить хорошему этому голосу. И она поверила — от усталости.
— Приезжайте ко мне, Петр. Станислав Леопольдович живет… жил здесь. — Эмма Ивановна назвала адрес.
— Почему Вы так сказали — жил?
— Потому что я не знаю, что с ним… Приезжайте, у меня нет сил — по телефону. До свиданья.
Она села и заплакала. Петр приехал через полчаса. Было девять вечера.
— Почему Вы так сказали — жил? — спросил Петр с порога.
Эмма Ивановна рассказала ему о звонке с бульвара.
— Очень плохой звонок. — В вопросе Петра не было вопроса.
— Очень плохой звонок.
Они смотрели друг на друга. Смотрели долго, без интереса. Но увидели все. Она — обаятельного и сильно взволнованного юношу. Он — обаятельную и доведенную до отчаяния старушку.
— Вы красивая, — сказал он.
— Присядьте… куда хотите, — сказала она.
— Я присяду, спасибо. Нам трудно будет говорить?
— Только сначала. — Эмма Ивановна открыла дверь на балкон. — Очень душно. Вы… как живете?
— Спасибо. Я только что из Тбилиси. Несколько часов назад. Увидел дома передачу — и сразу позвонил. Но Вас долго не было дома.
— А что Вы делали в Тбилиси?
— Банк грабил.
— И что же — успешно?
— Вполне. Статья 206 прим. Штраф в размере двухсот рублей.
— Вы грабитель?
— Нет, филолог. А Вы та самая Прекрасная Дама?
— То есть?
— Ну… с которой Станислав Леопольдович жил… двести лет назад?
— Откуда вам это известно?
— Мне все известно. — Петр честно взглянул в фиалковые глаза.
— Ну и слава Богу, — вздохнула Эмма Ивановна.
— Я от Эвридики знаю, — уточнил Петр.
— А Эвридика это…
— Эвридика — моя невеста. Она тоже смотрела передачу. Она сразу позвонила мне после концерта. Кстати, Эвридика тоже знает эту песню… про дол зеленый, йо-хо. Правда, без слов — только мелодию. Эвридика не изучала немецкий. А мотив помнит с детства.
— М-да… — покачала головой Эмма Ивановна. — Я очень хотела бы поговорить с ней про дол зеленый… Со мной-то все понятно. Когда я была Клотильдой Мауэр…
— Простите? — переспросил Петр. И — привкус мяты: опять мята?
— Ну, раньше, давно, когда меня звали еще Клотильдой Мауэр… Почему Вы так смотрите?
Петр не понимал про Клотильду Мауэр. Он не понимал настолько сильно, что фиалковые глаза Эммы Ивановны сделались совсем темными и она спросила — довольно сухо:
— Что Вас конкретно удивляет?
— Нет-нет, — сказал Петр. — Продолжайте, пожалуйста.
Но-будь-осторожна. Я буду, буду осторожна, магистр!
— А нечего продолжать! — со всевозможной беспечностью внезапно закончила Эмма Ивановна.
Петр не понял исхода. Но Эмма Ивановна уже молчала — и невозможно было представить себе, что она когда-нибудь заговорит. Петр так и спросил:
— Вы когда-нибудь заговорите или… или я сделал что-то не так? Но, поверьте, я не хотел. — От привкуса мяты сводило уже скулы.
— Дело не в этом, — вздохнула Эмма Ивановна. — Просто Вы сказали: «Мне все известно», — и я поверила вам. Но теперь я сомневаюсь в том, что Вам все известно. И не знаю, как быть.
— Значит так. — Петр закрыл глаза, чтобы собраться. — Я имел в виду восьмерки. Мне про восьмерки все известно. Эвридика…
— Восьмерки — это что? — испугалась даже Эмма Ивановна.
Теперь настала очередь Петра — замолчать. Теперь он смотрел на Эмму Ивановну темно.
— Кажется, мы говорим о разных вещах, — подытожила она. — Но, по-моему, об одинаково страшных, потому что… Я не знаю почему, у меня просто такое ощущение.
— У меня тоже.
Ситуация сделалась дурацкой: Эмма Ивановна и Петр опасливо поглядывали друг на друга. Не решаясь ни на что. Первым не выдержал Петр.
— Эмма Ивановна, может быть, мы расскажем друг другу все? Кажется, это единственный выход.
