разглядывал темные фигуры на ее стенках.
— Я потерял ощущение тени. Теперь, как и все вы, я не мог бы уже отвечать за то, что делает моя тень, пока я, допустим, сплю. Правда, сплю я при свете и не даю моей тени повода ускользнуть на Атлантиду — иначе ее рассредоточат… А мне еще немножко рано. — И он улыбнулся, вконец измотанный этот человек.
Был второй час ночи. Все молчали — и понимали молча, что в жизни каждого из них произошло событие, которое отныне и до самой смерти (дольше, дольше!) будет определять их поведение. Теперь они отличаются от прочих смертных — и нет больше среди людей подобных им… Они стая, предводительствуемая умирающим вожаком по имени Станислав Леопольдович.
— Как ваша фамилия, Станислав Леопольдович? — спросила вдруг Бес.
— Не знаю, — ответил тот. — Кажется, у меня нет фамилии. У меня и имя-то не свое: придуманное какое-то имя. Кстати, не слишком удачно придуманное.
Бес подошла к нему, обняла.
— А скажите, магистр, вероятность прямого контакта атлантической тени с тенью живой — она действительно уже реальна? Вы думаете, САТ может решиться на какие-то действия в ближайшем будущем?
— О-хо-хо… — вздохнул Станислав Леопольдович, — всякое будущее — ближайшее, если мыслить масштабно. И например, в один прекрасный день… — Господи, в один ужасный день! — САТ может захотеть уничтожить целый народ или целый материк… Причем трудно себе представить, к какому приему они прибегнут: допускаю, что их возможности безграничны. И будет тогда повальный мор… пришельцы-убийцы… группы людей с деформированной психикой, деформированной этикой — все что угодно! Боже, боже! — он обхватил голову руками и воскликнул — кажется, даже против воли: — Хоть бы Эмма Ивановна приехала!
И застучали в окно кафе — бодрейшим застучали образом. Жизнелюбивый такой стук, знать ничего не желающий ни о времени суток. ни о кошмарах бытия… Эмма Ивановна приехала!
Она вошла в зал, ритмично стуча каблучками: дама есть дама, черт побери! Улыбнулась энергичной улыбкой — домашний врач, вызванный к заболевшим детям: нуте-с, что у нас тут? Сама жизнь посетила их в смертный этот час. Бес бросилась навстречу:
— Эм, дорогая вы наша! Какое Счастье, что вы пришли!
Та подняла руку, отстраняя Бес, — Бес запнулась на полуслове, но, наверное, поняла, что восторги ее простите-немножко-неуместны. И вернулась к столу — несколько, правда, обескураженная.
На Эмме Ивановне было концертное лиловое платье с белым газовым шарфиком. И белые туфли были на ней. Надо же все-таки умудриться так выглядеть ночью! Головокружительная женщина. И за стол не села — выбрала себе место на приличном, в общем, расстоянии от всех, с улыбкой взглянула на бедлам на столе (м-да…) — царственная особа.
— Я все знаю, — сказала почти сухо. — Ничего страшного.
— Откуда, Кло? — Станислав Леопольдович — от утомления, видимо, — даже не поднялся ей навстречу. Впрочем, Эмма Ивановна так мгновенно вписалась в ситуацию, что и подниматься-то было бы глупо.
— Ворон прилетел. И проинформировал.
— Ворон?
— Да, голубой ворон. Говорящий ворон. Я оставила его дома. А по пути придумала вот что: сейчас нам всем лучше разойтись. Ворон долго летел за тенью: она не вернется.
— Так и думал Станислав Леопольдович! — обрадовался Павел, но радость получилась какой-то несвоевременной…
— В любом случае, оставшуюся часть ночи мы можем провести спокойно. Поехали! — Она встала, кивнув Станиславу Леопольдовичу. -Такси ждет.
— Ты на такси? Ах, ну да… А как же ребята? Мы, вроде, собирались до утра все вместе… они из-за меня остались — спасать, так сказать…
— Ну и спасибо им… Однако тебе надо выспаться, магистр. Ведь так? Ребята могут и тут переночевать, люди они молодые.
— Правда, магистр, поезжайте, — забормотал Павел, — мы — что… мы сейчас как-нибудь устроимся. Может быть, кого-то ко мне отправим. Все там, конечно, не разместятся… ну а остальным тут постелим. накидаем чего-нибудь.
Станислав Леопольдович с трудом поднялся. Взглянул на каждого в отдельности и… споткнулся на Бес.
Бес была похожа на фигурку, вырезанную из бумаги: все было в ней сейчас неестественно, нелепо. Словно фигурку полусмяли и бросили на стул.
— Бес! — окликнул ее он.
Девушка вздрогнула, посмотрела на магистра — жалобно почему-то. И сказала странные слова:
— Кто-то из нас должен умереть.
— Что, Бес? Что Вы… что ты говоришь? — Он почему-то не мог больше обращаться к ней на «Вы». Подошел к ней, руку положил на плечо ей…
— Магистр, откуда «ты» в обращении к Бес? — поморщилась Эмма Ивановна.
Бес повела плечом, как бы желая отодвинуться в сторону от Станислава Леопольдовича.
— Подожди, Кло!
— Но там ведь машина стоит, на улице!
— Ничего! — Он наклонился к самому лицу отрешенной Бес. — Девочка, девочка моя, не придумывайте… не говорите таких слов.
— Кто-то из нас должен умереть, — невыразительно повторила она. — И во время Большого Собрания рассказать теням о том, что случилось здесь ночью. Если ощущение тени появляется только после смерти, это единственный выход.
— Не болтайте глупостей, Бес! — Эмма Ивановна нервно рассмеялась. — Что за фантазии, в самом деле! Магистр, так мы поедем?
— Бес, голубушка! — Станислав Леопольдович гладил ее по волосам. Вы должны сейчас же, немедленно дать мне слово, дать честное слово и поклясться… — Он вытер ладонью мокрый уже лоб. — Отпусти машину, Кло. Мы не поедем. — И даже не взглянул на Эмму Ивановну.
— Что значит — не поедем? Магистр, прежде всего надо подумать о себе…
Станислав Леопольдович резко обернулся. Он смотрел на Эмму Ивановну туманными теперь глазами и, отчеканивая слова, говорил:
— Мне очень жаль, Кло. Я остаюсь здесь. Если хочешь, поезжай одна. Я не имею права. — И отвернулся от Эммы Ивановны.
— Бес! — почти взвизгнула та. — Прекратите юродствовать, это невозможно, в конце концов… это неприлично сейчас, когда человек истерзан, — пожилой, между прочим, человек, который Вам в деды годится! — У Эммы Ивановны, кажется, началась истерика.
— Эмма Ивановна, — равнодушным голосом ответила Бес (она никогда раньше не называла ее так — только «Эм», всегда только «Эм»), — я попросила бы Вас не учить меня правилам приличия именно сейчас, когда человек истерзан.
Неловко сделалось всем.
— Что Вы себе позволяете? — просто-таки заорала уже Эмма Ивановна, осеклась и вдруг зарыдала в голос.
— Дайте воды ей, — распорядился Станислав Леопольдович, не оборачиваясь и сжимая плечи Бес ладонями: девушку трясло.
Павел налил воды в первую попавшуюся чашку, подбежал к Эмме Ивановне.
— Убирайтесь! — завизжала она и отпихнула чашку: вода вылилась Павлу на свитер.
Эмма Ивановна грохнулась на стул и схватилась рукой за сердце. С другой чашкой спешил уже к ней Сергей:
— Эмма Ивановна, успокойтесь… вот, выпейте…
— Подите к черту со своей водой! — Она выбила чашку из рук Сергея и почти с ненавистью уставилась на Станислава Леопольдовича и Бес. — Значит, я уезжаю одна?
