Возможно, близкий человек поставил бы ему мозги на место. А эта девушка, Лиза? Она вроде хотела подъехать и привезти сына вашего Пети?..
— Славик, ну подумай сам! — вмешалась Надежда. — Везти среди ночи из-за города малого ребёнка! Давай сначала попробуем обойтись лёгкими средствами. Посмотрим, узнает ли Петя Эдика. А Мишутку привезём в следующий раз, когда ты будешь дежурить днём.
— Ну что ж, давайте попробуем, — с сомнением сказал Славик.
Увидев Петю, Надежда испытала шок. Дело было даже не в том, что он выглядел совсем больным, она и не ждала найти здесь пышущего здоровьем бодрячка. Его глаза — вот, что заставило её содрогнуться и покрыться мурашками. Глаза ребёнка, попавшего в лапы садиста. В них было столько боли, страха, беззащитности, растерянности… И обречённости. Надежда едва не застонала, внутренности скрутило узлом от невыносимого сострадания, от острого желания подхватить этого взрослого мальчика на руки, укачать, успокоить, утешить, защитить…
— Здравствуйте, Пётр, — сказал Эдик, усевшись на стул в изголовье кровати. Надежда и Славик остались стоять у двери. — Вы меня помните?
— Да, — тихо, словно через силу ответил больной. — Вы — Эдди, коллега и друг Ирен. Вы приходили к нам в гости. С женой. У вас очень красивая жена… Инна — правильно?
Славик и Надежда переглянулись. Начало обнадёживало.
— Вы помните, что с вами произошло? Как вы попали сюда?
Петя медленно покачал головой.
— Нет.
— Вас ранили, и мы с доктором, — Эдик кивнул в сторону двери, — привезли вас в госпиталь. Вы помните человека, который в вас стрелял?
Славик судорожно выбросил руку вперёд, точно хотел перехватить последний вопрос, не дать ему долететь до ушей пациента.
— Да, — устало сказал Петя, прикрыв глаза. — Это была Ирен.
Эдик поперхнулся.
— Пётр, вы что-то путаете, — пробормотал он, прокашлявшись. — Ирен никогда бы не стала в вас стрелять, она вас очень любила. И… она умерла… раньше.
— Знаю. Разве мог я об этом забыть? Она пришла за мной, потому что мне было очень плохо без неё. Она меня пожалела. Чёрный ангел… Я не сразу узнал её. Нет, не так — не сразу поверил… из-за Микки. Он остался совсем один… Почему Ирен не подумала о Микки? Но теперь я понимаю. Дело в проклятии О'Нейлов. Ирен пока не набрала силу — ведь она ТАМ совсем недавно — и не смогла ему противостоять. Послала мне другого ангела, светлого. И я уговорил его меня отпустить.
Эдик совсем растерялся. Петя говорил с такой убеждённостью, такой непоколебимой уверенностью в своей правоте, что возражать ему не имело смысла. Да и как можно возражать человеку, выпавшему из мира реальности? С сумасшедшими принято соглашаться или, по крайней мере, делать вид, будто принимаешь их бредни всерьёз. Эдик не был к этому готов и беспомощно оглянулся на своих спутников. Славик развёл руками. А Надежда шагнула к кровати.
Взгляд, которым обменялись Эдик и Славик, был очень красноречив — как если бы они дружно повертели пальцем у виска. Между тем, Надежда вовсе не считала, что Петя повредился рассудком. К людям, рассказывающим о встрече с запредельным, всегда относятся, как к безумцам… или как к бессовестным лжецам. Когда-то жители тропических стран с таким же недоверием выслушивали рассказы путешественников о горных ледниках и заснеженных равнинах. Сто лет назад крестьяне, живущие где- нибудь в глуши, наверняка поднимали на смех людей, описывающих аэроплан в полёте. Телепатов многие до сих пор считают ловкими фокусниками, хотя исследованием телепатии давно занимаются научные институты. Кто знает, может, Петя действительно видел ангелов, пока болтался на нейтральной полосе между жизнью и смертью? Но скорее он просто оказался в плену очень ярких галлюцинаций — таких ярких, что нельзя не поверить в их реальность. Ну и на здоровье, пусть себе верит! Зачем же сразу записывать человека в сумасшедшие, приглашать к нему психиатров?
— Здравствуйте, Петя. Меня зовут Надежда. Мы с вашим Микки очень подружились. Он сейчас с Лиской. В следующий раз она приедет вас навестить и привезёт мальчика. Вы, наверное, здорово по нему соскучились?
Петя улыбнулся — очень грустно, но все-таки улыбнулся.
— Как он? Много доставляет хлопот?
— Все замечательно. И сам Микки замечательный. Возиться с ним — одно удовольствие. Лиска передаёт вам большой привет. Она хотела приехать, но не решилась будить мальчика.
— Спасибо. Передайте ей, что я её все время вспоминаю. Если бы не она… не знаю, что бы с нами было. Вот и Ирен всегда так говорила. Ирен… Не уберёг я её… А ведь знал о проклятии…
— О проклятии О'Нейлов? — осторожно уточнила Надежда. — Извините, Петя, я не совсем поняла — что это за проклятие? Почему оно должно было отразиться на вас? Вы имеете какое-то отношение к этим О'Нейлам?
— Самое прямое. Я и есть О'Нейл. Питер О'Нейл. У нас в роду все умирают молодыми — и урождённые О'Нейлы, и их жены. И каждый раз остаётся ребёнок, маленький мальчик. Он вырастает, женится, производит на свет сына и все повторяется. Не знаю, чем мы прогневили Господа. Должно быть, неправедно нажитым богатством. Видимо, кто-то из далёких предков был разбойником с большой дороги. Теперь уже не выяснить точно. Да и незачем. Проклятие все равно никуда не денется. Я пытался обмануть судьбу — сменил фамилию, уехал на другой край света, жил только на жалованье, проклятых денег не касался… Ничто не помогло. Ирен погибла из-за моего тупого упрямства. Она не хотела выходить замуж, не хотела рожать ребёнка… Что я наделал! — Питер закрыл глаза.
Надежда подошла поближе. Эдик запоздало вскочил и придвинул ей стул. Она села и коснулась руки Питера.
— Не вините себя. Если бы Ирен была с нами, она бы наверняка сказала, что ни о чем не жалеет. Она ведь любила вас, верно? И, конечно же, обожала Мишутку, который появился на свет только благодаря вашей настойчивости. Я не знала Ирен, но за последние дни столько о ней слышала, что теперь, кажется, хорошо представляю себе образ её мыслей. Расскажите нам, как вы познакомились…
На обратном пути к Вовчику на дачу в салоне мерседеса было тихо. Эдик и Надежда переваривали невероятную историю Питера, а Геша, видимо, не привык заводить разговоры по собственной инициативе. Возможно, мрачное молчание спутников его интриговало, но спрашивать, чем оно вызвано, он считал неуместным.
Надежда прокручивала в уме картины, навеянные рассказом Питера, и сражалась с подступающими слезами. Вот маленький заплаканный мальчик идёт за гробом отца. У него не осталось ни одного родного человека на всем белом свете. Вот огромный, погруженный в траур дом, сразу ставший чужим и мрачным. Одиночество и страх гонят Питера на кухню, к запасам съестного. Только в процессе поглощения сластей горе и ужас смерти немного отступают. Но это жалкое утешение оборачивается новыми муками — нездоровой полнотой, одышкой, неуклюжестью, прыщами… Издевательствами соучеников. Побоями. Жестокими розыгрышами. Унижениями. За полтора десятка лет несчастный затравленный ребёнок не встретил ни единого друга, который разделил бы его одиночество, поддержал в непрестанном противостоянии враждебному миру. Неудивительно, что фальшивое участие Денизы заставило Питера потерять голову. Откуда ему было знать, что оно фальшивое, если он никогда не сталкивался с настоящим?
И неудивительно, что её предательство окончательно подорвало его доверие к людям, заставило отгородиться от них высоким забором, толстыми стенами. Удивительно то, что он в конце концов набрался мужества отказаться от своего затворничества, решился попытать счастья ещё раз…
И, что самое странное, судьба ему подыграла. Наверное, во всей Америке, приученной выставлять напоказ своё благополучие и старательно прятать все остальное, наберётся не больше горстки людей, способных понять, принять, поддержать отчаявшегося, исстрадавшегося по дружескому теплу незнакомца. Изгоя, антипода, воплощение американской мечты наоборот. Разве может «стопроцентный американец», привыкший ставить во главу угла золотого тельца, постичь душевные муки человека с извращённой шкалой ценностей, на которой деньги — величина отрицательная, а напротив самых высоких положительных
