— Проверю. Можешь пока идти.
Отпустив Рощина, Баташев приказал смотрителю произвести самое строжайшее расследование: с кем якшался Парфен, какие речи вел, не смущал ли работных на сторону Пугачева.
— Расследовать сие надо тонко, чтоб работные не поняли, в чем дело, а то пойдут расспросы: что за Пугачев, да чем занимается, почему власти им интересуются? Тут надо, чтобы комар носу не подточил. Понял?
— Слушаюсь, сударь. Все будет исполнено в точности.
Мотря усердно принялся за дело, но опять его старания ни к чему не привели. Работные в один голос утверждали, что никакого Парфена они не знают и никаких разговоров с ним не вели. Только один кузнец Башилов признался, что помнит такого.
— Видел вроде раза два. Страховитый на вид такой. И не речист. Людей хороших сторонился. Ну, и я к нему в товарищи не напрашивался.
— Ну, об чем-нибудь говорили с ним?
— Это с кем?
— Ну, с Парфеном!
— С каким Парфеном?
— А о котором рассказываешь.
— Так его не Парфеном, а Ильей звали.
Смотритель понял, что толку от работных он не добьется. Если кто и знает чего — не скажет. Но что говорить барину, как докладывать о результатах своего расследования? Вопреки его опасениям, Андрей Родионович выслушал доклад благосклонно. Когда Мотря кончил говорить, он довольно улыбнулся и сказал:
— Так я и думал. Не может того быть, чтоб у меня на заводах смутьяны водились!
Баташев знал: доложи генерал-губернатору иль в тайную экспедицию, что действительно, мол, был такой Парфен, вел среди работных запретные речи — и хлопот не оберешься. Нагрянут сыщики, начнут людей на допросы таскать, а заводам урон. Нет, уж лучше своими силами с беглыми расправиться. Ну, а коли нет их — того лучше.
Так дело о беглом крестьянине Парфене заглохло.
Желая поставить брата в известность о случившемся, Андрей Родионович сообщил ему в Москву, что приезжал-де губернаторский чиновник искать бунтовщика, подосланного Пугачевым, да только никого не нашли. Сбежал тот смутьян допреж того, как прознали о нем. А может, и не было никого. Глаза у царских чиновников от страху велики.
Письмо это, изложенное в благодушно-шутейном тоне, не понравилось Ивану Родионовичу, и он ответил Андрею, что шутить с огнем не ко времени, да и опасно. А в том, что поднятое Пугачевым восстание представляет большую опасность не только для царствующей императрицы, их покровительницы, а и для них самих, он не сомневался.
«Очень прошу тебя, любезный братец, — писал он, — дознайся как следует, нет ли на заводах кого, кому любы действия самозванца, а буде найдутся — предай их властям без промедления, ибо отечеству от тех действий Пугачева опасность превеликая чинится».
Андрей прочитал письмо, махнул беспечно рукой и велел вошедшему на звонок Масеичу передать приказание егерям собираться на охоту.
Если Баташева что и волновало, то отнюдь не известия о самозванце. Он был уверен, что к ним, в муромские леса, ни один из отрядов Пугачева не доберется. За последнее время Андрей все чаще ловил себя на том, что думает о той девке, что приглянулась молодому кричному мастеру, у которого жил беглый. Будь это невеста или жена кого другого, он не задумываясь удовлетворил бы свое желание, но тут он сдерживал себя: слишком велика была услуга, которую оказал ему этот человек, чтобы отплатить ему злом.
Погожий день близился к концу. Высоко над верхушками стройных сосен плыли легкие облака. Сломанная бурей березка на берегу тихого, поросшего желтыми кувшинками озера склонила к воде свои обессиленные ветки, словно хотела напиться и снова стать кудрявой. Налетавший изредка игривый ветерок чуть слышно шелестел листьями.
Отмахиваясь от назойливой мошкары, тяжело ступая болотными сапогами по шуршащей под ногой палевой сосновой кожуре, Баташев пробирался к стоявшему на просеке тарантасу. Последнее время хандра все чаще посещала его. Нередко бросал заводские дела, уходил в лес, на охоту. Однако охота на этот раз не развлекла его и не успокоила. Пробродив без толку полдня, он уже начал сердиться на себя за то, что отправился в лес.
Добравшись до просеки, хмуро буркнул ожидавшим его егерям:
— Домой!
Тройка понеслась вскачь. Мелькнули в стороне избы недавно выстроившейся деревеньки Туртапки. Переселенные сюда из-под Ардатова крестьяне рыли дудки, добывали руду.
Вскоре показался Нижний завод.
«Приеду, лягу спать, — подумал Баташев. — Может, сон избавит меня от хандры, поправит настроение».
На полпути к дому кучер придержал лошадей. Навстречу двигалась большая толпа народа. Издалека виднелись яркие праздничные платья.
— Из церкви, что ли? — спросил Баташев.
— Похоже, оттуда, — откликнулся кучер. — Троица ноне. Свадьбу гуляют.
— Свадьбу? — Андрей Родионович вспомнил о девушке, которой он подарил золотой на приданое. На минуту перед ним встало ее миловидное лицо, и он понял, что так мучило его последние дни.
Поравнявшись со встречными, Баташев приказал кучеру:
— Останови!
В толпе стоял Рощин с радостной, веселой Наташей.
Андрей Родионович слез с тарантаса, подошел к молодым.
Ждавшие барского поздравления свадьбишные недоуменно смотрели на барина, молча стоявшего перед молодыми. Бледнея, Наташа тяжело оперлась на руку мужа.
— Посадить в тарантас! — внезапно охрипшим голосом сказал Баташев стоявшим позади егерям, кивнув головой на Наташу.
Толпа ахнула и подалась назад. Ошеломленный Рощин не оказал верным барским холопьям никакого сопротивления. Только когда тройка, поднимая клубы пыли, помчалась по дороге, понял он, что случилось. Бросился за Баташевым, но где пешему догнать конного, где бедному тягаться с богатым! Не видел он, как билась в ногах у барина Наташа, призывая на помощь мужа. Без памяти лежал Василий в придорожной канаве: как дуб, рухнул, сраженный негаданным.
Сдав Наташу с рук на руки домоводке Марфе, Андрей Родионович приказал беречь ее пуще глазу, никуда не выпускать, поместив в угловую комнату под Петровской залой, куда шла из его кабинета потайная лестница.
Наташа, горько проплакавшая остаток дня, долго не могла уснуть. Мысли о Василии, о доме, о том, что ждет ее, не выходили из головы.
Тихо шумели за окном деревья, как бы рассказывая о чем-то, и оттого еще более тягостно становилось на душе. Вспомнились разговоры в поселке о крепостной девушке, загубленной барином. Нашли ее рыбаки на дне пруда опозоренную, обесчещенную.
— И я утоплюсь…
По ту сторону дома чуть слышно стучали молоты.
— Вася, суженый мой, вызволи меня отсюда!
Напрасно звала мужа Наташа, напрасно билась лбом о высокую каменную стену. Ни разу не отступал Андрей Родионович от задуманного.
Временами то одна, то другая часть сада как бы выхватывалась из тьмы. Заревом огня освещались
