напрямую с его собственными нуждами? А ведь его создатель в случае неповиновения церемониться бы не стал, тут же отправил бы на свалку. Почему его должен заботить расцвет Новой расы, учитывая то, что в существовании этого мира нет никакого смысла? Зачем ликвидировать человечество и устанавливать полный контроль над природой, зачем стремиться к звездам, если вся эта природа, до самого края вселенной, всего лишь что-то аморфное, тупое, возникшее само по себе? Так зачем становиться королем такой вот природы?
Бенни создали человеком действия, чтобы он двигался, делал, убивал. Его создали совсем не для того, чтобы он
— Оставим глубокие размышления Альфам и Бетам, — сказал он.
— Я всегда это делаю, — ответила Синди.
— Я говорю не с тобой. Я говорю с собой.
— Раньше я не замечала, чтобы ты говорил с собой.
— Я только начинаю.
Она нахмурилась.
— И как я узнаю, с кем ты говоришь — со мной или с собой?
— С собой я много говорить не буду. Возможно, это первый и последний раз. Сам я себя не очень-то интересую.
— Мы бы больше интересовались собой, если бы сделали ребенка.
Он вздохнул.
— Пусть будет как будет. Мы станем убивать тех, кого нам велят убить, до того момента, как наш создатель убьет нас. Это вне нашего контроля.
— Но подконтрольно Ибо.
— Он, который красный.
— Совершенно верно. Хочешь пойти со мной к Зозо Дислисл и купить приносящий радость грис-грис?
— Нет. Я только хочу связать этих копов, вспороть им животы и послушать, как станут они кричать, когда я буду вытаскивать их кишки.
— Это ты велел мне проехать мимо, — напомнила Синди.
— Я допустил ошибку. Давай их найдем.
Глава 37
Виктор сидел за столом в главной лаборатории (прервал работу, чтобы перекусить), когда на экране компьютера появилось ослепительно красивое лицо Аннунсиаты.
— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил сказать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.
Хотя Аннунсиата была не реальным человеком, а продуктом компьютерной графики, подкрепленной сложным программным обеспечением, Виктор раздраженно бросил:
— Ты опять несешь чушь.
— Сэр?
— Не мог он тебе такого сказать. Проверь его послание и передай в точности.
Уэрнер решил лично провести обыск в комнате Рэндола Шестого и проверить содержимое жесткого диска его компьютера. После короткой паузы Аннунсиата заговорила вновь:
— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил меня передать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.
— Свяжись с Уэрнером и попроси его повторить свое сообщение, а потом снова со мной, когда запомнишь все правильно.
— Да, мистер Гелиос.
Виктор застыл с поднесенным ко рту пирожным в ожидании, что она еще раз произнесет его фамилию, но она не произнесла.
Как только лицо Аннунсиаты исчезло с экрана, Виктор доел пирожное, потом запил его кофе.
Аннунсиата вернулась.
— Мистер Гелиос, Уэрнер повторяет, что он взрывается, и указывает, что срочность ситуации требует вашего немедленного вмешательства.
Поднимаясь, Виктор швырнул кружку в стену. От удара она с грохотом разлетелась.
— Аннунсиата, дай мне знать, когда ты снова сможешь что-нибудь сделать правильно. Вызови уборщика. В главной лаборатории разлился кофе.
— Да, мистер Гелиос.
Комната Рэндола Шестого находилась на втором этаже, служившем общежитием для тех представителей Новой расы, которые уже вышли из резервуаров сотворения, но по каким-то причинам еще не могли покинуть стены «Рук милосердия».
Поднимаясь на лифте, Виктор пытался успокоиться. Все-таки он прожил двести сорок лет и не мог допустить, чтобы подобные мелочи так действовали на нервы.
Он знал, в чем его беда: в этом несовершенном мире он во всем стремился к совершенству. И нисколько не сомневался, что придет день, когда все его люди будут в полной мере соответствовать установленным им высоким стандартам.
А пока не оставалось ничего другого, как терпеть несовершенство мира. И лучше бы над ним посмеиваться, а не злиться из-за него.
Но смеялся он мало. Собственно, давно уже не смеялся. Последний раз он вдоволь насмеялся в 1979 году, с Фиделем, в Гаване, во время экспериментов на открытом мозгу, в которых подопытными кроликами выступали политические заключенные с необычно высоким коэффициентом умственного развития.
Выходя из кабины лифта на втором этаже, Виктор рассчитывал посмеяться с Уэрнером над ошибкой Аннунсиаты. Чувство юмора у Уэрнера отсутствовало напрочь, но он мог сделать вид, что смеется.
Однако, выйдя из ниши у лифтов в главный коридор, Виктор увидел с десяток своих людей, которые столпились перед дверью в комнату Рэндола Шестого. Почувствовал исходившую от них тревогу.
Они расступились, давая ему пройти. Уэрнер лежал в комнате на полу, лицом вверх. Массивный, мускулистый начальник службы безопасности разорвал на груди рубашку. Извиваясь, корча страшные рожи, он обхватил себя руками, словно не давал торсу разорваться.
— Что с тобой не так? — спросил Виктор, опустившись на колени рядом с Уэрнером.
— Взрываюсь. Я вз… вз… взрываюсь.
— Это абсурд. Ты не взрываешься.
— Какая-то моя часть хочет стать чем-то еще.
— Ты мелешь чушь.
— Что со мной происходит? — спросил Уэрнер, стуча от страха зубами.
— Убери руки, дай мне взглянуть.
— Кто я, почему я, как такое может случиться? Отец, скажи мне.
— Я не твой отец, — резко ответил Виктор. —
Когда Уэрнер убрал руки, открыв тело от шеи до пупка, Виктор увидел, что его кожа пульсирует и натягивается, словно ключицы стали такими же мягкими, как жир, словно под кожу проникли змеи, которые непрерывно извиваются, стараясь изыскать возможность выбраться наружу.
В удивлении Виктор положил руку на живот Уэрнера, чтобы попытаться определить природу этого внутреннего хаоса.
И тут же выяснил, что визуальные впечатления обманчивы. Никакие змеи под кожей Уэрнера не шевелились.
Изменялась сама плоть, она стала аморфной, превратилась в желатиновую массу, трансформировалась, чтобы стать чем-то еще… отличным от Уэрнера.
Дыхание Уэрнера стало тяжелым. Из горла вырывались хрипы. Будто там застрял посторонний
