Когда Лаффит не ел конфету, его глаза метались под веками, когда ел — застывали.
— Вы находите мир более загадочным, чем он должен быть? — спросил пастор, доев вторую конфету.
— Кто говорит, что он не должен быть загадочным?
— Наш создатель. Но у вас многое вызывает вопросы?
— Очень многое.
— Я тоже задаюсь вопросами. Тоже задаюсь. Как по-вашему, есть у собак души?
Глава 55
На дорожке у ступеней, которые вели на крыльцо дома Луланы, Карсон проинструктировала сестер:
— О том, что случилось в доме пастора, вам лучше никому не говорить.
Вечерний воздух благоухал жасмином. Лулана держала пирог обеими руками. Они так дрожали, что она боялась, как бы пирог не выпал на землю.
— Кто этот гигант?
— Вы мне не поверите, — ответила Карсон. — А если я скажу, то, возможно, подставлю вас под удар.
Евангелина тоже вцепилась в пирог обеими руками.
— Что не так с пастором Кенни? Что с ним будет?
На этот раз заговорил Майкл, но не для того, чтобы ответить на ее вопрос:
— Для спокойствия души вам нужно знать, что ваш пастор давно уже обрел вечный покой. А человек, которого вы называли сегодня пастором Кенни… у вас нет причин горевать о его уходе.
Сестры переглянулись.
— Что-то странное пришло в этот мир, не так ли? — Лулана спрашивала Карсон, но ответа определенно не ждала. — Сегодня у меня возникло ощущение, что близится… конец света.
— Может, сестра, нам стоит помолиться, чтобы этого не произошло? — предложила Евангелина.
— Не помешает, — кивнул Майкл. — Даже поможет. И съешьте по куску пирога.
Лулана прищурилась.
— Мистер Майкл, мне представляется, что вы тоже с удовольствием съели бы по куску пирога, если бы располагали временем.
За Майкла ответила Карсон:
— Съешьте по куску пирога за наше здоровье. Даже по два.
Уже в машине, когда Карсон отъезжала от тротуара, Майкл спросил:
— Ты заметила белый «Меркури Маунтинир», который стоял на противоположной стороне улицы в половине квартала от нас?
— Да.
— Похож на тот, что мы видели в парке.
Карсон глянула в зеркало заднего обзора.
— Да. И на тот, что стоял на улице неподалеку от дома пастора.
— Я как раз хотел спросить, заметила ли ты его.
— Я что, внезапно ослепла?
— Он едет за нами?
— Пока нет.
На углу она свернула направо.
Майкл развернулся на сиденье, всматриваясь в темную улицу.
— Их по-прежнему нет. Наверное, в таком городе много белых «Маунтиниров».
— И это один из тех странных дней, когда мы натыкаемся на все.
— Может, нам следовало попросить у Годо и гранаты?
— Я уверена, мы бы их получили.
— Скорее всего, перевязанными подарочной ленточкой с бантом. Куда теперь?
— Ко мне домой, — ответила Карсон. — Может, будет неплохо, если Викки куда-нибудь уедет с Арни.
— В какой-нибудь маленький тихий городок в Айове.
— И в 1956 год, когда Франкенштейн был всего лишь Колином Клайвом и Борисом Карлоффом, а Мэри Шелли — романисткой, а не пророком и историком.
Глава 56
На шести экранах насекомоподобное существо, которое не так уж давно было Уэрнером и сохранило какие-то человеческие черты, ползало по стальным стенам изолятора, иногда с осторожностью крадущегося за дичью хищника, иногда быстро и суетливо, как испуганный таракан.
Виктор и представить себе не мог, что новости, которые принес Патрик Дюшен, затмят происходящее на экранах, но, когда священник рассказал о встрече с татуированным мужчиной, кризис с Уэрнером тут же отошел на второй план в сравнении с появлением в Новом Орлеане человека, которого он, Виктор, создал первым.
Поначалу настроенный скептически, он попросил Дюшена как можно подробнее описать великана, который сидел у того на кухне, особенно изуродованную половину лица. Судя по тем повреждениям, что сумел разглядеть священник под татуировкой, обычный человек, получив их, не выжил бы. Более того, повреждения совпадали с теми, которые запомнил Виктор, а своей памяти он имел все основания доверять.
Далее Дюшен описал и вторую половину лица, оставшуюся невредимой, и Виктор узнал идеал мужской красоты, который по доброте души даровал своему первенцу.
За добро ему отплатили предательством и убийством его первой жены, Элизабет. Конечно, красотой и послушанием Элизабет не шла ни в какое сравнение со следующими женами, которых он создал для себя, но ее жестокое убийство оставалось непростительным преступлением. И теперь этот неблагодарный тип объявился здесь, в Новом Орлеане, снедаемый величием, что-то бормочущий о предназначении, по глупости рассчитывающий, что может не только пережить вторую схватку с ним, но и выйти победителем.
— Я думал, он тогда умер, — сказал Виктор. — На льду. Я думал, он замерз.
— Он вернется в мой дом примерно через полтора часа, — добавил священник.
Виктор одобрительно кивнул:
— Хорошая работа, Патрик. В последнее время я тебя больше ругал, чем хвалил, но ты исправляешься.
— По правде говоря, — священник не решался встретиться взглядом со своим создателем, — я думал, будто могу предать вас, но в конце концов понял, что не в силах стать его сообщником.
— Разумеется, не в силах. В твоей Библии рассказывается о том, как ангелы взбунтовались против Бога, за что их и низвергли с небес. Но я создал существ, более послушных, чем те, которых удалось создать мифическому Богу.
На экране Уэрнер, в котором теперь брали верх паучьи гены, по стене поднялся на потолок и остался там, дрожа всем телом.
— Сэр, — нервно начал Дюшен, — я пришел сюда не только для того, чтобы сообщить вам эту новость, но и попросить… попросить вас даровать ту милость, которую пообещал мне ваш первенец.
Виктор не сразу сообразил, о какой милости идет речь, а когда понял, его охватила злость.
— Ты хочешь, чтобы я взял твою жизнь?
— Освободите меня, — взмолился Патрик, глядя на экраны, чтобы не встретиться взглядом с
