Я уже упоминала, что игра раскрывает отношение ребенка к реальности. Далее постараюсь объяснить, почему это отношение столь тесно связано с условиями исполнения желаний и с персонификацией, которые до последнего служили нам критериями, позволяющими задавать основные характеристики психической ситуации.
В анализе Эрны долгое время никак не удавалось восстановить ее связь с реальностью. Казалось, не существует средства перекинуть мостик через пропасть, которая отделяла любимую и благожелательную мать от реальной жизни, и тех ужасающих преследований и унижений, которым та подвергала ребенка в играх. Но как только анализ вышел на уровень, на котором отчетливо проступили паранойяльные черты, все увеличивающееся количество деталей всплывало на поверхность, и в итоге из них предстала реальная мать, хотя и в деформированном и гротескном виде. В то же самое время проявилось отношение ребенка к подлинной реальности, то есть обнаружила себя та реальность, которая была подвержена явной деформации. С тонкой проницательностью внимательного наблюдателя, Эрна в мельчайших подробностях отмечала все действия и движения, которые предпринимали ее окружающие, но воспринимала их таким образом, который не имел ничего общего с реальностью, в той системе, где она подвергалась слежке и преследованию. Например, она пребывала в уверенности, что сексуальные отношения ее родителей (которые она, стоило ей остаться в одиночестве, воображала как бесконечно длящееся совокупление), и знаки внимания, которыми они обменивались, объясняются единственно желанием матери вызвать у нее ревность. Она приписывала тот же мотив любым материнским удовольствиям, и даже любому удовлетворению кого бы то ни было, а в особенности хорошо одетым женщинам, — все для того, чтобы досадить ей, и тому подобное. При том, она явственно ощущала, насколько странно выглядят эти идеи, и прилагала массу усилий, чтобы сохранять их в секрете.
В игре Джорджа, как я уже говорила об этом, изоляция от реальности была весьма очевидна. Игра Риты на первой стадии анализа, когда угрожающие и наказывающие имаго достигли своего апогея, также в очень незначительной степени отражала ее отношения с реальностью. Теперь перейдем к тому, как это отношение было выявлено во второй фазе психоанализа. Мы можем рассматривать его, как типическое отношение с реальностью для невротизированных детей, даже если по возрасту они намного обогнали Риту. В противоположность тому, что можно обнаружить у паранойяльных детей в этот период, она продемонстрировала своей игрой стремление избегать встречи с реальностью ровно в той мере, в какой реальность соотносилась с фрустрациями, которые девочка испытала в недавнем прошлом, но так и не смогла изжить.
Подобное поведение сопоставимо с тем уходом от реальности, который манифестировался в игре Джорджа, предоставляя ему большую свободу фантазирования, избавленного от всякого чувства вины по той самой причине, что просто не имело никакой связи с реальностью. В его анализе каждый следующий шаг в сторону адаптации к реальности высвобождал необходимое количество тревоги и порождал все больший отказ от фантазий. Когда такой отказ в свою очередь выявлялся, психоанализ всегда приводил к значительному прогрессу, а освобожденное фантазирование получало возможность более полно соотноситься с реальностью.[31]
У невротизированных детей устанавливается некий «компромисс», то есть определенная, крайне ограниченная часть реальности осознается, остальное отрицается. Массированное отрицание распространяется в том числе на подавляемые чувством вины мастурбационные фантазии, что приводит, в свою очередь, к блокированию процессов игры и обучения — общее место любого описания детского невроза. Навязчивые симптомы, в которых проявляется отказ (изначально это касается собственно игры), отражают этот компромисс между массированным подавлением фантазий и искаженными отношениями с реальностью. В таких обстоятельствах возможны только самые узкие компенсаторные формы.
Игра нормальных детей позволяет проявиться оптимальному балансу между фантазией и реальностью. Я бы хотела обрисовать различные отношения с реальностью, раскрывающиеся в детской игре в зависимости от того заболевания, которым страдает ребенок. Самый полный отказ от фантазирования и тотальное отсутствие отношений с реальностью мы обнаруживаем при парафрении. У детей-параноиков отношения с реальностью подчиняются мощнейшим фантастическим воздействиям и именно ирреальное превалирует над ними. Представленные в играх детей-невротиков переживания приобретают характерный оттенок навязчивости, сказывающийся на их потребности в наказании, согласованной с террором несчастливой развязки. Нормальные дети могут овладевать реальностью гораздо более эффективными способами, их игра демонстрирует, что способность адекватно реагировать и более комфортно проживать свои фантазии у них значительно выше. Кроме того, они способны переносить реальную ситуацию, даже когда не в силах ее изменить, потому что их более свободная фантазия легче обеспечивает им отказ от реальности, а также потому что более полное облегчение позволяет им в мастурбационных фантазиях в более «эгосинтонической» форме открыть для себя расширенные возможности для удовлетворения.
Теперь мы можем перейти к взаимосвязи между отношениями с реальностью и процессами персонификации и осуществления влечений. В играх нормальных детей эти процессы свидетельствуют о более сильном и длительном воздействии идентификаций, берущих свое начало на генитальном уровне. В той мере, в какой имаго приближаются к реальным объектам, отношения с реальностью улучшаются, причем у здоровых детей это характеризуется оптимальных принятием реальности. При наличии заболеваний (у психотиков или в случаях тяжелого обсессивного невроза), которые выделяются расстройством отношений или полным разрывом с реальностью, также наблюдается негативное исполнение желаний, когда в игре воплощаются Экстремально жестокие персонажи. В данной статье я попыталась продемонстрировать на основе этих явлений, что Супер-Эго, которое преобладает в них все еще находится на ранних стадиях своего формирования. Мои выводы сводятся к следующей мысли: господство угрожающего Супер-Эго, интроецированного в ходе первых стадий развития Эго является одним из основополагающих факторов психотических нарушений.
Настоящая статья содержит исследование важнейших функций механизма персонификации в играх детей. Мне бы хотелось далее подчеркнуть значимость этого механизма в психической жизни взрослых. Я пришла к заключению, что он отвечает за формирование одного из слоев феномена, который играет в ней существенную и универсальную роль, одного из важнейших явлений в психоанализе как детей, так и взрослых. Я имею в виду перенос. Когда деятельность фантазии ребенка полностью свободна, во время сеансов психоаналитической игры он приписывает психоаналитику самые разнообразные и противоречивые роли, например, мне приходилось, исполнять роль Оно. В такой проективной форме фантазии ребенка получают возможность пробиться к выходу с наименьшим ущербом в виде тревоги. Например, Джеральд, для которого я разыгрывала роль мамы-феи, преподносившей ему в подарок пенис отца, нередко назначал меня играть роль мальчика, который проникал ночью в клетку к львице с детенышами, нападал на нее, похищал у нее львят, убивал и пожирал их. Затем он сам становился львицей, которая обнаруживала меня и убивала с максимально возможной жестокостью, на какую только была способна. Эти роли чередовались в зависимости от аналитической ситуации и количества латентной тревоги. Чуть позже, например, малыш сам исполнял роль негодяя, который пробирался в клетку, а меня назначал играть жестокую львицу. Но вскоре львы были в одночасье заменены на игру в спасающую маму-фею, чью роль я также должна была исполнять. Ребенок к этому времени уже был способен самостоятельно играть роль Оно (это был явный признак прогресса в его отношениях с реальностью), так как его тревога несколько пошла на спад, что доказывал возникший образ мамы-феи.
Ослабление внутреннего конфликта или его перемещение во внешний мир посредством механизма расщепления и проекции является одним из главных стимулов переноса и движущей силой аналитической проработки. Более высокая активность фантазии и широкий диапазон позитивных персонификаций — это плюс ко всему еще и предварительное условие для установления оптимального трансфера. Параноики и вправду обладают очень богатой фантазматической жизнью, но так как жестокие идентификации, порождаемые тревогой, преобладают в структуре их Супер-Эго, сами персонажи, которых они выдумывают, по большей части носят негативный характер и, как правило, сводятся к ригидным типажам преследователей и преследуемых. Что же касается шизофреников, я думаю, что отношение к персонификации и переносу у них явно искажено, что помимо прочих причин объясняется также тем, что механизма проекции функционирует ущербным образом. Вот что действительно мешает установлению и поддержке адекватных отношений с реальностью и внешним миром.
