скидкой. Вы возвращаетесь домой с ненужным вам товаром и засовываете шампунь «Флекс» под раковину, а увесистые пакеты с рисом – за упаковки с лапшой. Теперь у вас выше крыши мясного супа и окорок «Сара Ли», который в общем-то некуда деть. А когда срок аренды подходит к концу, и вы переезжаете на другую квартиру, вы с облегчением выкидываете весь этот мусор, спрятанный за чем-то и под чем-то. Купоны как раз к этому и ведут. А в сексе за что-то и под что-то можно забраться и без купонов, они тут ни к чему.
– Я рассчитываю, что вы изучите главы учебника самостоятельно – на занятиях мы их прорабатывать не будем. Надеюсь, вы уже прочитали первые три главы, как это рекомендовано программой. – На самом деле я превзошла задание преподавательницы и прочитала первые пять.
Наша группа собиралась по средам в шесть часов вечера в здании, напоминавшем стеклянный куб. Именно такое здание я всегда себе представляла, услышав слово «современный». Демонстрируя охраннику свое удостоверение и уверенно кивая, я ощущала себя важной особой. Стиснув ремешок и прижав к себе фотокамеру, я шла к своему классу по залам, увешанным фотографиями в рамках.
Прогулка по залам была самой замечательной частью прибытия на занятия. Я читала надписи на небольших белых прямоугольниках возле каждой работы, чтобы узнать, какие названия давали студенты своим фотоснимкам. Зернистые черно-белые фототипные оттиски спящих людей: «Парадоксальный сон». Залитая светом, пустая незастланная постель: «Бессонница». Нога, высовывающаяся из-под краешка простыни: «Воскресенье». Каждый снимок повествовал о чем-то. Интересно, какой окажется моя история, и сколько слов мне понадобится, чтобы ее рассказать?
Попадая в современное здание, где встречались творческие умы и умелые руки, я воодушевлялась. Я становилась более собранной, чистой, вдохновенной. «Я добьюсь успехов», – думала я, усаживаясь на свое место.
Моего профессора, канадку лет сорока с небольшим, которая вместо «батареи» выговаривала «батт- реи», звали Кимберли. Ее голос меня завораживал. Его тон был ровным и бархатистым, как мазок камамбера на широком и плоском ноже.
– Да, у меня вопрос насчет одного места из учебника, – неуверенно заговорил лысеющий мужчина с хвостиком, похожий на бармена заведения «Кабаны и телки», куда ходят грузчики. Преподавательница подняла брови и кивнула одним подбородком в его сторону, приглашая продолжить. – Что, правда можно делать фокусировку вручную, если камера работает в режиме автоматического программирования?
– Да, конечно, – откликнулась она. Ее глаза напоминали большие блестящие фасолины. – Одно с другим не связано. Программирование зеркалки при работе с одним объективом – это когда вы просите ее вести себя как «мыльница». Думать тут не надо и не надо ее настраивать или учитывать величину диафрагмы или выдержки. Нужно установить то, чему стоит отдать приоритет – диафрагме или выдержке, или перевести эту часть программы на ручной контроль. Но фокусировка и экспонирование при этом не связаны. Фокусировку можно делать либо вручную, либо автоматически. Кто может мне сказать, в какой ситуации лучше перейти на ручной режим работы? – Теперь она уже встала за мной.
Пахло от нее так, как, по-моему, должен пахнуть кардамон. Студенты осторожно переглядывались. Я неуверенно подняла руку; я еще не знала, что скажу, ответ только складывался у меня в голове:
– Ну, иногда вы сами не знаете, какая вам нужна фокусировка, пока не осмотритесь.
– Очень хорошо. Есть и еще одна причина, по которой ручной режим предпочтительнее. Обычно наши фотокамеры настроены на яркий свет. Фокусировка в темноте затруднена. – Мне почему-то показалось, что она говорит о моей жизни. – Еще какие-нибудь вопросы, прежде чем я перейду к демонстрации слайдов?
Она восприняла наше молчание как знак того, что вопросов нет, и включила проектор со своими снимками путешествий. Перед нами сменялись картины племенной жизни, серый пепел на коже, раскраска, перья, огонь. И ни слова о том, на что следует обратить внимание. Она просто меняла слайды – сначала медленно и размеренно, а потом с такой лихорадочной быстротой, что мои глаза толком не понимали, в какой сюжет это все складывается. Мальчик на диване, в трусах и майке, с задранными ногами. Рисунок на стене пещеры. Лыжная шапочка с зашитым отверстием. Золотая рыбка, сжатая двумя пальцами. Мой мозг пытался заполнить пропуски. Вьетнамские шляпы с широкими полями, крупный кадр с рукой женщины, держащей петуха, розовый отсвет на обветренной коже. Это было именно то, чем мне хотелось бы заняться: исследовать, побывать там, где она была. Запечатлевать жесты, пробуждать эмоции.
– Обряды инициации, – пояснила она, когда перед нами появился пустой темный кадр. – Они присутствуют в любой культуре, не важно, в чем они заключаются: нужно ли вам проглотить живую рыбку во время учебы в колледже или выпить жирную кровь вашего отца. – Ох, она что, правда только что помянула жирную кровь, а я сижу, развесив уши? – Мы все более или менее отчетливо помним собственные обряды посвящения.
Когда у моей лучшей школьной подруги началась первая менструация, мать дала ей пощечину. Такова была их семейная традиция. В моем доме подобных традиций не имелось. Когда это случилось со мной, я разревелась. А потом мама вручила мне прокладку и после того, как я, покраснев от смущения, долго ее упрашивала – пообещала не говорить ничего отцу. Настоящие женщины так себя не ведут.
– Обрезание, – продолжила она. – Выбивание зубов. Таковы ритуалы, болезненные трансформации, которые напоминают нам о том, что мы не в силах повернуть время вспять. Настает пора, когда мы должны отбросить детские забавы и взвалить на свои плечи новые обязанности. – Когда она произнесла слово «новые», на экране появилось черно-белое изображение обручального кольца.
Я прошла через ритуал бракосочетания до того, как стала действительно зрелой женщиной.
– В своей беседе с Биллом Мойерсом Джозеф Кэмпбелл обсуждает австралийских аборигенов и их широко известные обряды инициации. – Так она прокомментировала изображение обнаженного мужского торса, покрытого чем-то белым. – Кэмпбелл рассказывает, что в этих обрядах кровь используется как клей, которым прикрепляются к коже белые перья. Мужчины окружают мальчика, который пытается найти спасение в объятиях матери, и вырывают его из ее рук. Затем они вынуждают его выпить мужскую кровь, чтобы нейтрализовать влияние материнского молока, которым его вскормили. Теперь он – не сын своей матери. Он принадлежит отцу.
Чтобы повзрослеть, Гэйб должен был напиться крови! Если бы я знала!
– Обряд инициации в католицизме – конфирмация. – Возникло изображение распятого Христа. – У евреев есть бармицва. – Звезда Давида, качающаяся на золотой цепочке в вырезе женского платья. – Подобные таинства должны подготовить подрастающее поколение к его новой роли. – Она зажгла свет. – А сейчас у каждого из вас есть шанс задуматься над ритуалами, которые вы прошли, и над доступной вам теперь свободой и найти свой взгляд в фотографии, а пока вы в отношении ее только подростки. Как вы станете себя выражать?
Мне вдруг ужасно захотелось расцеловать ее. Страсть в ее голосе волновала меня. Я не могла оторвать от нее глаз, впитывала ее слова, как влюбленная девчонка. Меня восхищала ее жаркая целеустремленность, то, как слова срывались с ее губ. Я хотела видеть ее глазами, замечать то, что замечала она. Ее жизнелюбие и пылкость покорили меня. Ее образы были яркими и насыщенными. В обществе подобной женщины о депрессии не могло быть и речи. Ох, именно такой я хотела стать, именно это жаждала открыть в себе.
Ну да, я хотела разделить обновленную себя с мужчиной, но меня не покидала неуверенность оттого, что я не смогу быть готова к новым взаимоотношениям до тех пор, пока не научусь сама вручную настраивать свою жизнь. Вечером, приехав домой, я обнаружила еще одно послание от Приоритета диафрагмы. На мое предложение связаться как-нибудь потом, в дождливый свободный денек, он ответил мне стихотворением Дэвида Миллера «Тихие пути воды», а также черно-белым фотоснимком оконного стекла с каплями дождя.
Нет, Стефани. И думать не смей! Я преодолела большое искушение: а вдруг он настолько же страстный, как моя преподавательница фотографии? Поблагодарив его за предложение о встрече, я решила выждать, сосредоточиться и заняться делом с фотокамерой в руках, наслаждаясь возможностью останавливать мгновения. Мы не прекратили ежедневной дружеской переписки, но это не мешало мне заглядывать за углы, блуждая по городу, который я рассматривала сквозь объектив фотоаппарата, подобно ребенку, который заглядывает в поисках нового под большой камень.
На протяжении двух с небольшим месяцев, которые минули с тех пор, как мы расстались с Оливером, наступило пугающее одиночество. Я с удовольствием исследовала город, наслаждаясь возможностью ни
