— Ничего такого нет. Теперь я могу идти?
Григорий перевел взгляд с женщины на свечу.
— Смотрите.
Горящая свеча вместе с подсвечником поднялась над столом на несколько дюймов. Григорий положил руку на стол и прикрыл свечу ребром ладони, чтобы она не была видна другим посетителям ресторана. Свеча не качнулась, даже пламя горело ровно. Убедившись в том, что в их сторону никто не смотрит, Григорий рискнул заставить свечу медленно и плавно полететь к своей спутнице.
Тереза все это время молчала. Ее прекрасные черты обратились в непроницаемую маску.
— Возьмите подсвечник. Еще раз проверьте. Нет ли там какой-нибудь нити.
Она повиновалась, но с видимой неохотой. Провела пальцами по подставке, вокруг нее, возле свечи, стараясь найти что-нибудь такое, из-за чего полет свечи можно было бы приписать ухищрению фокусника. Покончив с безуспешными поисками, Тереза посмотрела на Григория. Лицо ее осталось бесстрастным, но по глазам было видно, как борются в ее душе противоречивые чувства, и главное из них — замешательство.
— Отпустите свечу.
Пальцы Терезы разжались, но подсвечник не упал. Она устремила взгляд на свечу, а Григорий заставил ее удалиться от Терезы. Когда она зависла над тем местом, где стояла изначально, он сделал так, что подсвечник со свечой плавно опустился на стол. Николау обвел зал ресторана взглядом. Похоже, никто ничего не заметил. Григорий встретился взглядом со своей спутницей.
— Удалось ли мне хоть в чем-то убедить вас, Тереза?
— Я хочу встать, — ответила она монотонно, равнодушно. — Я хочу встать. Я хочу выйти из-за столика, уйти из этого ресторана и больше никогда не хочу вас видеть.
— Тереза…
Григорий протянул к ней руку, но она покачала головой.
— Это был гипноз, и больше ничего. Наверняка гипноз. Что же до этого дома… должно быть, я просто ошиблась в своих ощущениях. Простите, Григорий, но мне бы не хотелось в этом участвовать.
— Вы уже участвуете в этом, Тереза. Ваше участие началось с того дня, когда вам поручили заняться продажей дома, — а быть может, и раньше. — Он указал на свои глаза. — Если только вы согласитесь выслушать меня и поверить мне, и вам, и мне будет на что надеяться.
— Могу я встать?
«Она не станет слушать, хотя знает, что я говорю правду. Она считает, что, отказываясь от этого, защищает себя!»
— Могу я встать? — повторила вопрос Тереза, закрываясь сумочкой, словно щитом.
Григорий изможденно откинулся на спинку стула, сраженный ее недоверием. Он не мог долее насильно удерживать Терезу. Он мог только надеяться на то, что с ней не случится ничего дурного.
— Не смею вас удерживать, — сказал он и вяло махнул рукой.
Тереза поднялась медленно и нерешительно. Выпрямившись, посмотрела на измученного и отчаявшегося Григория. Тот устремил на нее взгляд, полный надежды, но понял: нет, ее не удержать.
— Простите меня, — полушепотом произнесла Тереза. — Не знаю, права ли я, что ухожу, но я не в силах здесь сидеть и выслушивать все это. Это слишком смахивает на сумасшествие. Я не в состоянии впустить это в свою жизнь, а мне нужно жить дальше. — Немного помедлив, она добавила: — Простите Григорий, мне и правда очень жаль, что все так вышло. Надеюсь, вам удастся преодолеть то, что так беспокоит вас.
Она отвернулась от столика, и Григорий предпринял последнюю отчаянную попытку задержать ее.
— Тереза… последний вопрос…
— Да?
— Насчет третьего посещения. Вы сказали, что вам показалось, будто бы дом звал вас, ему словно бы хотелось, чтобы вы вошли внутрь.
— И что?
— Все те люди, что приходили к вам и заговаривали об этом доме, затем исчезали. Не уверен, но их тоже мог призвать дом. Вы решили не входить туда, а они, вероятно, не устояли.
Тереза побледнела и, не мигая, уставилась на Григория.
— К чему вы клоните?
Он с трудом удержался от того, чтобы вскочить и схватить ее за руки. Она не понимала, какая опасность ей грозит.
— Если вы вдруг снова почувствуете, что дом призывает вас, у вас есть мой гостиничный номер телефона. Прошу вас! Если случится что-то таинственное, непонятное, звоните мне. — Григорий добавил чуть тише: — Мне бы не хотелось, чтобы с вами что-то случилось.
Тереза хотела улыбнуться, но сдержалась.
— Постараюсь не забыть. Позвольте еще раз поблагодарить вас за ужин, Григорий.
Он не в силах был сдвинуться с места — сидел не шевелясь, а она ушла, не оглянувшись.
«Я опять промахнулся…» — в отчаянии думал Григорий. Будь здесь сейчас Фроствинг, он бы нагло хохотал над его ошибкой: «Что, не впечатлил девочку дешевыми салонными фокусами, милашка Григорий? А может, следовало ее самое распилить пополам, да и дело с концом? Нет, еще лучше было бы, если бы это удовольствие ты уступил мне!»
«Что ж, по крайней мере я хоть что-то разузнал о доме», — подумал Григорий. Утешение, конечно, было слабое. Вопросов стало еще больше, чем ответов. Никакого желания разгадывать новые загадки у Григория не было, но что еще ему оставалось?
Он еще размышлял над своей неудачей, когда вдруг его охватило предчувствие беды.
— Тереза! — вскрикнул Григорий и, не обращая внимания на испуганные лица посетителей ресторана, бросился к выходу, лавируя между столиками. Метрдотель хотела было услужить ему и открыть двери, но не успела.
Григорий вылетел в вестибюль, в один миг одолел его и остановился только тогда, когда оказался на улице. Только что подъехавшая парочка одарила его подозрительными взглядами. Григорий проводил их глазами, после чего поспешил к тому месту, где Тереза припарковала машину.
Откуда проистекала угроза, он определить не мог, он только знал, что беда грозит Терезе — ужасная беда, и притом в эти самые мгновения. Что за беда — этого Григорий тоже не понимал, но какое это имело значение? Григорий не смог бы… не мог допустить, чтобы с Терезой что-то случилось.
Он бежал и искал глазами ее машину на стоянке. Наконец заметил несколько машин, которые, как он запомнил, стояли рядом. Вздох облегчения — большой автомобиль, возле которого Тереза поставила свою машину!
Григорий замедлил шаг, обошел автомобиль и в ужасе остановился. Машины Терезы не просто не было на стоянке. Ее место уже успел занять другой автомобиль — темно-зеленый. Григорий смотрел на него и чувствовал, что он ему смутно знаком. Где же он его видел?
А когда вспомнил где, было уже слишком поздно.
Григорий не ощутил присутствия поблизости злоумышленника до того самого мгновения, пока тот не обхватил его за шею согнутой в локте рукой, да так крепко, что Григорий чуть не задохнулся. А рядом не было ни души, и помочь Григорию было некому.
Но все же он не был окончательно беспомощен. Григорий согнул руку и врезал злодею локтем под ложечку. Тот взвыл от боли и немного ослабил хватку. Григорий судорожно вдохнул. Получив живительную порцию воздуха, он обрел силы для более серьезной контратаки.
Черная тень легла на руку мерзавца, напавшего на Григория, и он в страхе взвизгнул и отпустил свою жертву. Григорий развернулся, получив наконец возможность взглянуть на своего обидчика. Было темно и плохо видно даже при свете луны и фонарей, освещавших автостоянку, и все же Николау рассмотрел бородатого мужчину лет тридцати. Сбрил бы он бороду — стал бы как две капли воды похож на любого из тех двоих, с кем разделался Фроствинг в гостиничном номере.
Кстати говоря, если уж на то пошло, то где носит Фроствинга? В последний раз он спас Григория, так почему бы ему и теперь не расстараться?
