Право по рождению

зубы. Её глаза были лишены зрачков, лишь зловещая алая тень покрывала всю область под веками. Кожа была покрыта чешуёй, уши были вытянутыми и заострёнными. Волосы всё ещё были длинны, но состояли из твёрдых перьев изумрудного цвета.

Несмотря на отвратительные изменения в ней, оставалось ещё что-то такое, что пробуждало в Ульдиссиане желание, желание столь сильное, что оно пугало его. Пышное платье, которое было на ней надето, исчезло, совсем исчезло, и, хотя чешуя покрывала всю её плоть, она не скрывала того, что обычно скрывают людские одежды.

— Нет! — выпалил он, отталкивая её назад со всей силы. — Нет!

Лилия засмеялась над его жалкими потугами. Её хвост, который оканчивался тремя острыми, как кинжалы, колючками, размеренно хлестал окровавленную землю. Она сделала шаг назад на ногах, оканчивающихся копытами, какие были у коз, которых держал у себя на ферме Ульдиссиан, и предстала в полный рост перед его широко раскрытыми глазами.

— Разве я — не всё, о чём ты мечтал? Ужели я не предмет твоих стремлений? — женщина-демон снова засмеялась и, несмотря на то, что от её смеха несчастного фермера холод пробрал до костей, он возжелал её ещё больше. — Подойди, любовь моя, — Продолжила Лилия и поманила его к себе когтистыми ладонями. — Подойди… Ты — мой, тело и душа, душа и тело… Иди ко мне…

Когда она сказала это, армии внезапно прекратили борьбу и повернулись лицами к Ульдиссиану. Они медленно маршировали к нему, их шаги били в такт с ритмом голоса Лилии.

— …тело и душа… Душа и тело… Тело и…

С безмолвным криком Ульдиссиан проснулся. Он повернулся на бок и увидел, что Лилия растянулась подле него, её лицо — её красивое лицо — выражало беспокойство.

— Ульдиссиан, любовь моя! Ты заболел?

— Я видел… Других… Тебя… — положив лицо на ладони, он постепенно собирался с мыслями. — Мне снилось… Снилось. Вот и всё. Всего лишь плохой сон.

— Кошмар? — Лилия протянула ровную — без когтей — ладонь к его щеке. Ульдиссиан инстинктивно вздрогнул, вспомнив её наружность из видения. — И какой же, должно быть, это был жуткий кошмар, — добавила она, — если ты так боишься меня!

— Лилия… Извини.

Она покачала головой, давая своим распущенным волосам разметаться по обнажённому телу. Даже укрытая темнотой, она была обезоруживающе прекрасна. Желание снова наполнило Ульдиссиана, и отвратительный сон начал забываться.

Обвивая свои тонкие руки вокруг него, Лилия прошептала:

— Позволь мне помочь тебе успокоиться, позволь показать тебе, что тебе не нужно бояться меня…

— Лилия, я…

— Ш-ш!

Их губы встретились и не размыкались, пока Ульдиссиан не стал порядком задыхаться. Когда он вдохнул воздуха, благородная дева захихикала — звук, не только очень приятный сам по себе, но ещё и совсем не похожий на соблазнительный, но при этом насмешливый смех из кошмара.

— И это только начало, я обещаю, — её ладони поласкали его руки, пробежали по волосам на груди и пошли вниз.

Последние следы сна исчезли. С игривым рёвом Ульдиссиан бросился вперёд и обнял её всю. Они перекатились на другую сторону кровати, где сын Диомеда без устали работал над тем, чтобы ни малейшее воспоминание о видении больше никогда не посетило его.

* * *

Когда Ульдиссиан снова заснул, он был в настроении, которое предрасполагало только к хорошим снам, а никак не к кошмарам. Крепко похрапывая, он лежал на животе, одну руку бездумно положив на Лилию.

Но Лилия не спала. Лёжа на спине, она витала в воспоминаниях, что были далеки от кровати и Ульдиссиана.

Среди людей много тех, кто видит в снах знамения, и Лилия знала, что он могут быть недалеки от правды. Сны могут быть вещими; она это знала лучше, чем кто бы то ни было. Пока они занимались любовью, ей удалось собрать кое-какие обрывки, которые Ульдиссиан даже не осознавал, что произносил. Собранные воедино, они создали картину, которая чуть не заставила её забыться. К счастью, её силы быстро исцелили то, что при других обстоятельствах оставило бы ужасный шрам на спине Ульдиссиана.

Да, сны могли быть вещими, и в случае Ульдиссиана так могло и быть. Тем не менее, у них могла быть и другая причина, которая больше заботила Лилию.

Сны — особенно кошмары — могли служить также предостережением.

Лилия знала лишь то, о чём эти предостережения. Но она не знала, откуда они исходят. Она сделала всё возможное, чтобы скрыть своё присутствие от тех, кто может её узнать. Безусловно, они теперь могут подозревать что-то, но они тоже должны действовать осторожно. Иначе всё может открыться Высшему Небу. Никто, даже он, не хочет, чтобы оно обнаружило существование Санктуария.

Поэтому она всё ещё была в выигрыше, по крайней мере, насколько она могла судить.

Но этот сон продолжал тревожить её. Не похоже это было на чью-то попытку сорвать её планы… Но что же ещё это могло быть?

«Это не имеет значения» — сказала она себе. Она владеет ситуацией. Это она пробудила силу нефалемов в глупце подле себя, и с его помощью она поднимет её в каждом смертном. Ничто не остановит её.

А если Ульдиссиан уль-Диомед в какой-то момент перестанет быть послушной марионеткой, Лилия просто убьёт его и найдёт другого простофилю. В конце концов, на свете столько мужчин…

Глава четырнадцатая

Ещё четыре дня прошло в Парте, и за эти дни Ульдиссиан ещё больше здесь прижился. Кеджан всё ещё оставался будущей целью, но эта цель отодвигалась всё дальше с каждым проходившим днём.

Помимо городских жителей стали подходить люди с фермерских земель и меньших поселений в радиусе дня пути в округе — новости доходили до них от тех, к кому уже прикоснулся Ульдиссиан. Естественно, он приветствовал каждого вновь прибывшего и делал всё, что в его силах. Хотя дело продвигалось медленно, теперь у него было подтверждение его слов; не считая Ромия, где-то ещё у пары дюжин других проявились признаки силы. Эти признаки разнились от исцеления небольших ран или цветения цветов до внезапной способности девочки подзывать птиц, чтобы те сели ей на руку. Все были разные. Сам Ульдиссиан восхищался всё больше и часть времени тратил на то, чтобы разобраться, почему для этого это работает так, а для другого — этак.

Кошмар к нему больше не возвращался и, столь занятый делами, он вскоре позабыл его. Тем временем ряды стали пополняться иным, самым неожиданным образом. Парта была торговым городом, и потому для оказавшихся поблизости путников и торговцев было обычным делом остановиться здесь. Они неизбежно втягивались в общий ажиотаж, и многие чисто из любопытства просили Ульдиссиана прикоснуться к ним. Не все, конечно, как пока и жители самой Парты. Тем не менее, отказывающихся становилось всё меньше с каждым новым «чудом», вроде того, когда дочь вернула зрение своему престарелому отцу, сначала даже не осознав этого. Опять же, хотя она не могла повторить это действие, Ульдиссиан не мог не думать о том, что очень многие ещё только ожидают воссоединения с ним.

Несмотря на коренные изменения внутри них, большинство горожан пытались продолжать жить обычной жизнью. Что ещё им оставалось делать? Урожай всё ещё нужно было собирать, детей всё ещё нужно было кормить. Мастер Этон сам признался, что получает удовольствие от