Ответ рассердил Зоруна:
— Значит, я зря теряю с тобой время.
Он сделал жест, и истекающая кровью фигура вдруг начала задыхаться. Израненный стражник захрипел от удушья. Он попытался дотянуться до горла, которое стало безобразно раздуваться вокруг кадыка. Однако даже если бы руки пленника кеджани и были свободны, — а это, конечно, было не так, — он ничего бы не смог сделать, чтобы остановить работу заклинания Зоруна.
Издав последний несвязный крик, стражник поник. Зорун Тзин наконец дал телу упасть на пол, где оно довольно неуклюже растянулось поверх узора.
— Терул!
На его зов приковылял неповоротливый кеджани со слишком маленькой головой. На нём ничего не было надето кроме простой туники. Лицо напоминало мордочки маленьких приматов, священных для многих жителей нижних земель, хотя Зорун видел в них не больше божественного, чем в своём слуге. Терул великолепно исполнял прямые приказы, не задавая вопросов, — потому заклинатель и подобрал его в трущобах.
Терул хрюкнул, тем обычно и кончалась его речь. Его чересчур маленькая голова низко наклонилась к хозяину.
— Тело, — больше Зоруну ничего не нужно было говорить. Слуга понял в точности, чего желал хозяин. Терул подхватил мёртвого стражника, словно тот ничего не весил, не обращая ровным счётом никакого внимания на кровь, стекающую с его кожи. Хозяин обучил великана всегда наводить чистоту после.
Терул с трупом заковылял прочь. В канализации под городом Кеджаном текло множество протоков. Все они в конечном итоге вытекали в реку за пределами городских стен. А там уже дикие внешние земли, которые древние так же называют Кеджаном, покончат с отбросами.
Взглянув на лужицу крови и кровавую дорожку, которую Терул оставил за собой, Зорун пробормотал заклинание и начертал нужные символы. С огромным удовлетворением он наблюдал, как алая жидкость беспрепятственно и подчистую скатывается к пентаграмме, не оставляя позади ни следа. Сколь многие из совета способны совершить такую проделку? Зоруну понадобилось десять лет, чтобы отточить это заклинание…
Он скорчил рожу. Сомнений нет, Ульдиссиан уль-Диомед может выполнить то же одним только взглядом.
«Так не должно быть… А если и должно, то это я должен уметь делать это, а не какой-то там простофиля-крестьянин!».
Зорун схватил плащ и отбыл из святилища. Нужно было посетить кое-кого, чтобы собрать необходимые предметы для работы. Могло потребоваться пойти на сделки, о которых лучше не знать тем, кто его нанял. Секреты магов ценнее простых монет или драгоценностей. Они стоят жизней.
И если планы Зоруна сработают, как надо, одной из этих жизней станет жизнь ассенианца Ульдиссиана.
— Ты должен поговорить со своим братом, — подстрекнул Ратма, в его обыкновенно невыразительном голосе чувствовался намёк на тревогу. — Он становится безрассудным по мере того, как его способности набирают силу.
— Что нового я скажу ему? — спросил Мендельн, пожимая плечами. Собеседники одновременно были похожи и составляли контраст друг другу. Ратма был выше, чем большинство людей, и его совершенные черты были словно высечены великим скульптором. Кожа его была бледнее, чем у любого другого живого человека, и это только подчёркивали чёрный плащ с капюшоном и мантия, которые он носил.
Мендельн уль-Диомед, в свою очередь, был среднего роста и сложен проще. Он был сыном фермера, хотя сам и не был таким уж хорошим фермером. Его широкий нос делал его безобразным по сравнению с собеседником. Его волосы казались светлее рядом с непроницаемой чернотой волос Ратмы.
И всё же по своему поведению, по речи и одежде они более походили на братьев, чем он и Ульдиссиан. Мендельн носил плащ и одежды, сходные с одеждой Ратмы, а его кожа, пусть и носила розоватый оттенок, всё же была гораздо бледнее обычной — особенно для ассенианца, который должен был бы, подобно брату и Серентии, загореть и стать почти таким же тёмным, как жители нижних земель.
Правда, не было ничего удивительного в том, что Мендельн так сильно походил на Ратму. Последний выбрал сына Диомеда своим учеником — первым смертным, который изучал путь сына ангела и демона.
— Он думает, что поступает целесообразно, — продолжал Мендельн. — Слухи о новых шевелениях Триединого заставили его принять решение покончить с ними раз и навсегда. Это имеет для него смысл, как и для многих других. Этот ход мысли понятен даже мне.
Плащ Ратмы закружился вокруг него, несмотря на отсутствие ветра. Мендельн часто гадал, уж не живой ли этот предмет одежды, но никогда не спрашивал об этом владельца.
— Но так он остаётся слеп к моему отцу, — напомнил ему высокий человек. Ратма был Древним, представителем первого поколения родившихся в этом мире, известном немногим избранным как Санктуарий. Он, как и все из этого поколения, был потомком беглецов с Высшего Неба и Пылающего Ада, которые отвергли извечный конфликт и собрались вместе в поисках новых способов существования.
И они нашли способ, и некоторое время существовали в месте, созданном их руками, скрытые от видения двух несметных сил. Однако, найдя общность, беглецы положили начало своему падению. Сходство взглядов привело к тому, что они породнились, и это дало начало поколению Ратмы — первым людям.
Поначалу новые дети казались довольно безобидными, но когда они начали проявлять силы — силы, несходные с силами родителей и обладающие неограниченным потенциалом, — ангел Инарий, лидер группы, провозгласил их надругательством над естеством. Только благодаря увещаниям нескольких товарищей он не стал действовать незамедлительно. В конце концов он и другие беженцы согласились отправиться в свои отдельные убежища, чтобы хорошенько там обдумать судьбу своих детей.
Но среди них нашлась та, что уже приняла решение. Возлюбленная самого Инария, демон по имени Лилит, тайком охотилась на остальных демонов и ангелов, убивая их одного за другим. В своём безумии и тщеславии она считала себя спасительницей детей и потому единственным существом, имеющим право уготовить им предназначение.
Предназначение, в котором она выступала госпожой над
Однако она очень сильно недооценила Инария. Обнаружив её предательство, он изгнал её из Санктуария. Затем он использовал огромный кристалл под названием Камень Мира, — который был создан, чтобы скрывать Санктуарий от всех, — и изменил артефакт так, что он влиял на врождённые силы детей и уменьшал их, пока они не стали совсем незаметными.
Кое-кто из поколения Ратмы, представителей коего называли нефалемами, выразил протест… И был повержен. Остальные разбрелись кто куда, сам Ратма вынужден был скрываться за пределами мира смертных. За прошедшие столетия большая часть его рода исчезла, а последующие поколения рождались, не зная о своём праве по рождению, которое у них похитили.
Но так было до сих пор…
Мендельн отвернулся от Ратмы, обдумывая его слова. Они вдвоём стояли в чаще кеджанских джунглей, довольно далеко от места, где расположились лагерем многочисленные последователи Ульдиссиана. Доносимый ветром запах дыма шёл не от обширного лагеря, а от Урджани, города примерно в половине дневного перехода к югу. К местному малому храму Ульдиссиана привёл след жрецов, одних из последних, после чего храм был сожжён дотла.
— Мой брат ещё как знает об ангеле, — наконец ответил Мендельн. — Это знание всё время доставляет ему страдание, точно так же, как память о Лилит.
Вопреки уверенности Инария, демонесса ухитрилась вернуться из изгнания. Ангел, отвлечённый вторжением в его мир Пылающего Ада, не заметил её осторожной, незаметной работы над Камнем Мира. Эта работа привела к разрушению всех его планов и пробудила потенциал во многих людях, населяющих в настоящее время Санктуарий. Лилит избрала Ульдиссиана своей пешкой, при помощи насилия и похоти пробуждая дремлющие в нём силы.
Правда, в конце ей не удалось подчинить его своим целям. Ульдиссиан одолел её в главном храме, и,
