Трава…
Как случалось раньше, пламя неистово вспыхнуло повсюду вокруг него. Это был не просто огонь, какой можно было наблюдать в лагере прошлым вечером, но огромное изумрудное и жёлтое пламя, которое съедало ближайшие стебли так быстро и тщательно, что не оставалось ничего, из чего могла бы вырасти новая трава.
И этот огонь распространился по региону, с намеренным безумием полыхая вокруг эдиремов. Он оставлял от травы только чёрный пепел, но ни один из людей Ульдиссиана не получил ни ожога. Им пламя казалось коротким дуновением прохладного ветерка, ласкающего их.
Но мало было просто выручить эдиремов из ловушки, в которую он привёл их. Ярость Ульдиссиана не знала пределов. Вдруг всё вокруг показалось ему угрозой для его приверженцев и особенно — для него. Каждый стебель травы, насколько хватало глаз, был монстром, служителем Пророка. Пристально глядя на стебли, Ульдиссиан только хотел, чтобы их не стало.
Огонь исполнил его волю. От эдиремов он бросился во всех направлениях, поглощая растительную жизнь. За собой он оставлял чернеющий ландшафт, который, спасибо сыну Диомеда, был ничуть не горячим.
И прямо на глазах у благоговеющих эдиремов остальная часть лугов сдалась ярости Ульдиссиана. От места, где он стоял, выжженная зона всё расширялась во все стороны. Пламя неслось вперёд, неконтролируемое, и становилось тем ненасытнее, чем больше отдалялось.
Ульдиссиан наблюдал за всем этим на одном дыхании. Он наблюдал за этим, ничуть не заботясь о разрушении, которое учинял. Вообще, почему он должен был остановиться на лугах? Раз Инарию нравятся такие проделки, то и джунглям доверять не стоит. Не лучше ли дать пламени уйти как можно дальше, даже в саму столицу, где нет ничего, кроме зла и обмана, почти равных ангельским и демоническим? Почему…
Кто-то больно шлёпнул его по лицу. Ульдиссиан заревел и сосредоточил немалую часть своей силы на негодяе.
Выброс первозданной энергии ударил Мендельна прежде, чем Ульдиссиан осознал, кем была его цель.
— Не-е-е-т! — в ужасе он поспешил подавить свою работу. К его дополнительному ошеломлению, Мендельн пропал из вида. Несмотря на всё это, Ульдиссиану всё ещё потребовалось бороться с собой, чтобы вернуть самоконтроль.
В поле видимости не было ни стебелька живой травы. На самом деле, единственными живыми существами были эдиремы… Причём не все. Здесь и там — в слишком многих местах — лежали тела.
Многие из них принадлежали детям.
Однако у Ульдиссиана не было времени на невинных жертв Инария, так он был озабочен своей собственной. Он оттолкнул Ратму в сторону и побежал к месту, где в последний раз видел своего брата. При такой силе, которую он направил на Мендельна, было несомненно, что младший брат не только умер, но и изуродован до неузнаваемости.
Но лицо и тело Мендельна были в идеальном состоянии, хотя тело и лежало под углом, от которого по Ульдиссиану побежали мурашки. Всхлипывая, старший брат склонился над фигурой в чёрной мантии. Он уже вылечивал других, очень близких к смерти. Если была возможность сделать это снова, он молился, чтобы это был тот случай.
Небо рассекла молния.
Несмотря на трагичность ситуации, Ульдиссиан не мог не поднять взора на то, чего быть не должно было. Он создал только густые облака, чтобы защитить своих последователей от проклятого солнца Инария. Гроза не была частью этого заклинания.
Но она пришла всё равно.
Дождь лил со страшной силой, словно наверху опрокинули огромное бездонное ведро. Свирепый поток беспощадно прибивал людей к земле. Даже Ульдиссиану было трудно подняться, но он поднялся.
И когда сын Диомеда выпрямился, он увидел движение на севере. Поначалу казалось, что оно плывёт к нему и его последователям, как и ужасный дождь. Однако, по мере того как оно неуклонно приближалось, в нём различились многие сотни фигур в шлемах, мантиях и на лошадях. Они держали мечи и булавы, а их дикие крики были подобны грому.
Воины-инквизиторы — вооружённые силы Собора Света.
Но в них было больше, чем казалось на первый взгляд. Ульдиссиан скорее ощутил, чем увидел эту разницу. Встревоженный, он смотрел на приближающиеся легионы, и при помощи своих сил видел их так, словно стоял прямо перед скачущими копытами.
А затем Ульдиссиан определил, что в них было такого, что беспокоило его. Лучше всего это было видно по их глазам — глазам, в которых теперь не было зрачков. Вместо них сверкающий золотой огонь горел из-под век — нечеловеческая сила, которая, как он увидел, наполняла всех и каждого воина, которого он осмотрел.
Одного взгляда на их бешеные выражения было достаточно, чтобы понять, что мало осталось от первоначальных рассудков, которые наполняли эти тела. Из всех их рядов только женщина в шлеме во главе и кучка высокопоставленных жрецов, вмешанная в воинские ряды, имели глаза, по которым было видно, что они являются сами собой. Остальные были полностью поглощены волей Инария.
В этот момент Ратма встал рядом с ним; капюшон и плащ Древнего были незатронуты беспрестанным дождём. При этом он ещё выглядел ничуть не довольнее промокшего насквозь Ульдиссиана.
Его слова не имели никакого отношения к грядущему яростному штурму:
— Не беспокойся о своём брате, ибо я сумел защитить его, когда ты ударил.
Ульдиссиан снова взглянул вниз на своего брата. Мендельн застонал, его глаза распахнулись. Как и сказал Ратма, на вид он был в полном порядке… Но не благодаря Ульдиссиану. Старший брат потерял голову и не заметил, что делает.
Но какую вину бы ни чувствовал Ульдиссиан за Мендельна, как бы ни был он встревожен своим бездумным взрывом, события, которые разворачивались теперь, требовали его внимания. Он снова посмотрел на приближающихся инквизиторов в надежде, что, как и с Мендельном, его первоначальные выводы были неверны.
К несчастью, в случае воинов Пророка, Ульдиссиан тут же почувствовал, что не ошибся. Страшное зрелище было точно таким, как он боялся.
— Он пал даже ниже, чем я представлял, — прокричал сын Инария, — и теперь наконец может показать нам, почему его не заботит приближение к Санктуарию небесного войска!
— О чём ты?
— Ты ведь ощущаешь его силу в этих заблудших глупцах, разве нет? Тогда ты также можешь ощутить, откуда мой отец сумел почерпнуть её в таком количестве, ибо её столько, что даже он не смог бы выдержать её в одиночку!
Ульдиссиан пригляделся к приближающемуся полчищу. Он заглянул в одного воина наугад и наконец увидел, что должен был знать уже очень давно. Ратма был прав. Ангел сам не был так силён.
Инарий черпал всю силу, какую мог, из Камня Мира — силу, против которой совместные усилия Ульдиссиана и всех эдиремов вполне могли оказаться тщетными.
Глава девятнадцатая
Ульдиссиан тряс головой, пытаясь прогнать реальность, как страшный сон. Но инквизиторы продолжали скакать на эдиремов, и сила ангела била из них ключом. Этих бойцов нельзя было победить просто, как кеджани. Ульдиссиан не знал точно, насколько сильным окажется каждый из инквизиторов, но было ясно, что ему и его людям предстояло иметь дело с грозным врагом.
Он мысленно обратился к остальным и подготовил их к неизбежной битве. Даже после предупреждения, что сражаться придётся не со смертными людьми, эдиремы не утратили смелости. Их
