Счастливый счастливых влечет, процветает судьбою хранимый;Несчастного все покидают; он бедствует, горем гонимый,Жена, как душа, но, покойник, внушаешь ты страх нестерпимый. «Нечистый», — кричит она в ужасе, глядя на труп недвижимый.И ты возлюбил этот мир обольстительно-невыносимый.И вспомнил ты Бога, но поздно, Сурдас, по заслугам казнимый.<4> Спаси меня, Господи Боже!Я в море мирском утопаю, не надо судить меня строже!Обманчивы воды-виденья, заманчивы волны-стремленья;Влекут в запредельную бездну чудовищные вожделенья.Желания — хищные рыбы, я больше не чаю подмоги.Морская трава заблуждений опутала руки и ноги.Житейское море бушует, жена меня топит и дети.Твое несравненное имя — последняя лодка на свете.Целительный корень спасенья! Убьет меня вихрь беспощадный.Ты вынеси, Господи Боже, Сурдаса на берег отрадный!<5> Кришна лежит в колыбели,Яшо?да[399] запела, как многие матери пели доселе: «О сон моего драгоценного! Мешкать сегодня тебе ли?Когда призывает мой Кришна, другие бы медлить не смели».Мигает глазенками Кришна, заснул наконец еле-еле.Яшода велит окружающим знаками, чтоб не шумели.Младенец опять просыпается. Мать постоянно при деле.Подобного счастья, Сурдас, даже боги достичь не сумели.<6> Природе в угодуМолочными зубками вдруг восхищает младенец Яшоду.Счастливая, Нанду зовет она, издалека окликая: «Смотри! Ненаглядные зубки прорезались! Радость какая!»Сияет малыш, ослепительным смехом сердца привлекая.Сурдас говорит: «Это молния в лотос попала, сверкая!»[400] <7> Младенца ходить обучает Яшода.Еще неуверенно-робки шаги малыша-тихохода.Поет материнское сердце: «Да минет младенца невзгода!»Яшода взывает, счастливая, к богу — хранителю рода.Играть Балараме[401] и Кришне под сенью благой небосвода.Сурдас говорит: «Счастлив Нанда при этом, ликует Яшода».<8> «Нет, мама, не нужно сердиться!Ни капельки масла не съел я! Нет, нет, воровать не годится.До глечика не дотянуться, не стоит мне даже трудиться;Измазали рот мне мальчишки, не буду я с ними водиться».Но в масле широкие листья. Обмана малыш не стыдится.И розгу бросает Яшода, глядит она не наглядится.Отрадное благоговенье отрадою вознаградится.Ни Брахме, ни Шиве, Сурдас, этой радостью не насладиться.[402] <9> Пастушки влюбленные в сборе.Увенчан павлиньими перьями[403], Кришна приблизится вскоре.Идет, опоясанный желтым[404], сияет он в юном задоре;Оглянется, глянет и явит он светоч призывный во взоре.Сраженные женщины смотрят, изведав блаженство и горе.Сурдас! Ослепляет он женщин, главенствуя в трепетном хоре.<10> Любовь — это божья щедрота.Все женщины стыд потеряли, им дома сидеть неохота.Свекрови устали браниться, забыта былая забота;И нет по дороге возврата, и нет вдалеке поворота.Бывало, мужей обожали, привязаны к детям, и что же?Былое слабее былинки, им Кришна сегодня дороже.И рвутся семейные узы, с непрочными нитями схожи;Змея, уползая, не помнит изношенной, сброшенной кожи.Как травы, которые скрылись, подхвачены бурным потоком,Как воды, которые скрылись, незримые в море глубоком,Как воин, который уходит, в сраженье погибнуть готовый,Как будто сраженные горем, сожженные заживо вдовы,Влюбленные женщины Браджа, не помня занятий вчерашних,Уходят за Кришною следом, навек покидая домашних.Покорствуют Кришне пастушки, другого не чают оплота.Сурдас! Увязая все глубже, не вылезет слон из болота.[405] <11> Идет он большими шагами.Он в желтом, вертушка в руках, только зубы блестят жемчугами;Увенчан павлиньими перьями, шел он, сверкая серьгами;Бродил, умащенный сандалом, над сладостными берегами.Узрел длинноглазую Радху он, царственный, под небесами.Она, ненаглядная, в синем, чарует она волосами;И с нею красавицы-девы, уже восхищенные сами.Сурдас говорит: «Очарован, ликует он, бог над богами».<12> Такая любовь постоянна.Играет пастушка беспечно,[406] она не предвидит обмана.
