Сердца жалобы прелестница слушает неблагосклонно. К счастью, нрав мой жизнерадостный верх берет над безнадежностью: Руки, сжатые в отчаянье, — клятва веры возрожденной. * * * Моим желаньям исполненья нет. Мечте моей осуществленья нет. В урочный день приходит смерть, но тщетно Жду ночью сна: отдохновенья нет! Над сердцем я смеялся! Зубоскалить — Увы! — теперь обыкновенья нет. За воздержанье нам сулят награду, Но к ней, признаться, тяготенья нет. Молчу я, — значит, есть на то причина! Неужто говорить — уменья нет? Молчать мне надо, чтоб меня хватились. Заговорю — и попеченья нет. Чутьем не распознал сердечной раны Целитель мой! Мне облегченья нет. Я — там, откуда самому ни слуху Нет о себе, ни извещенья нет. Смертельно жажду смерти: и приходит И не приходит, а терпенья нет! С каким лицом идешь в Каабу, Галиб? Ужель в душе твоей смущенья нет? * * * Наивное сердце! С тобою нет сладу. Где снадобье — вылечить эту надсаду? И в чем тут загвоздка — открой мне, Творец! Я — к ней, а она воздвигает преграду! Ты знаешь сама — у меня есть язык! Спросила бы, в чем нахожу я отраду? Коль скоро вселенная — дело Творца, Откуда сумятице быть и разладу? Отколь своенравницы эти взялись? Кто очарованье придал их наряду? Зачем благовонье — волнистым кудрям И нега — сурьмой окаймленному взгляду? Откуда деревья, цветы, облака? Кто выдумал ветер, несущий прохладу? Что верности даже не нюхала ты — Мне горько, доверчивому неогляду! Заладил докучную песню дервиш: «Добро сотворивший получит награду!» Я в жертву тебе свою жизнь отдаю, Но ханжества чужд, не привержен к обряду. Хоть Галиб не стоит и впрямь ничего, Бери: даровщина ведь лучше накладу! * * * Ночь скорби! Убежище мрачно мое, как подземелье. Светильник, зари не дождавшись, погас. Ну и веселье! Ни вести — для слуха, ни взору — красы. Уши и очи Отринули ревность, забыли вражду и присмирели.[483] С надменной красавицы жаждет вино снять покрывало. Угроза рассудку — любовь! Голова — будто с похмелья. В зените — звезда продавца жемчугов: стройную шею Красавицы нынче украсил вдвойне блеск ожерелья. Свиданье за чашей, но нет в кабачке шума и гама: Я в обществе дум и фантазий своих, в тихом безделье. * * * Приди наконец! Я зову тебя снова и снова, В томленье, в смятенье, в тоске ожиданья сплошного. За многострадальную жизнь посулили мне рай. Но разве похмелье нам слаще напитка хмельного? Когда над слезами утратил я начисто власть, Твое окруженье прогнало меня, как блажного. Весна загляделась, как в зеркало, в чашу цветка. Мне в душу, как в зеркало, смотрит краса без покрова. Какое блаженство! Меня поклялась ты убить, Но жаль, если шаткой окажется клятвы основа. Мы слышали, будто отрекся Асад от вина, Да только никто не поверил, что сдержит он слово. * * * По пятам идет за мной палач. Как я благодарен провиденью! Рада голова, что удалось ноги обогнать проворной тенью. «Пьян до умопомраченья будь от вина любви», — судьба писала, Но, к несчастью, вывело перо только «пьян до умопомраченья»… Опьяненье радостью любви уступило треволненью место. Неурядицы мешают мне в пылких муках черпать наслажденье. [484]
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату