Европейская поэзия XIX века

И боль, со свистом воздух рассекая,
Пронзила грудь мою — стрелы острей,

Сравнилась бы со скрипкою тогда я,
Разбитой вдребезги и возрожденной,
Чей звук красивее — пускай слабей.

* * *

«О, как ни велика твоя вина…»

О, как ни велика твоя вина,
Как ни тяжка раскаянья десница —
Пусть ею твой покой не замутится,
Пусть жизнь твою не омрачит она.

Что с достоянием твоим сравнится?
Тебе судьба банкрота не страшна.
Есть бедная душа — твоя должница,
Которая тобой одарена.

Любимый! Разве ждал ты воздаянья,
Неся мне клады счастья и страданья?
Каких богатств ты не делил со мной!

И коль придет когда-нибудь расплата,
Твоя должница, что тобой богата,
Заплатит тем, что дал ты ей самой.

ХОЛЬГЕР ДРАХМАН

Хольгер Драхман (1846–1908). — Датский поэт, прозаик и драматург. Родился в Копенгагене в семье врача. В 1871 году отправился в Англию, где познакомился с жизнью английских рабочих. После возвращения в Данию сблизился с литературоведом и критиком Г. Брандесом. Под его влиянием создал ряд стихотворений ярко выраженной антибуржуазной направленности. Эти стихотворения поэт включил в первый поэтический сборник «Стихи» (1872). Вскоре появляются новые сборники стихов Драхмана — «Приглушенные мелодии» (1875), «Песни у моря» (1877), «Лозы и розы» (1879), в которых поэт выступает блестящим версификатором, обогащая датскую поэзию новыми ритмами и размерами. В 80 -е годы XIX века выходят в свет сборники стихов «Старые и новые боги» (1881), «Юные песни» (1882) и др. Основной мотив поэзии Драхмана этих лет — мотив моря, свободной стихии, наполняющей душу человека спокойствием и силой. Перу Драхмана принадлежат также многочисленные прозаические произведении и драмы.

На русский язык переводилась драма-сказка Драхмана «Тысяча и одна ночь», а также отдельные рассказы и стихотворения писателя.

ТАМ ПРАВИТ ЗВУК Перевод И. Бочкаревой

Там правит звук —
                                  средь одиноких мук,
средь призраков лесных он возникает;
там всякий зверь и всякое дыханье,
и существа, что воздух населяют,
и камень, в ком давно остыла страсть,—
все словно бы предчувствует страданье,
все отдано отчаянью во власть.

О, что это встает передо мной
за соснами и скалами? Проклятье!
Там призраки сливаются в объятье,
глаза горят — им страшен свет дневной,
и судорожно руки сплетены,
и губы всё, что любят, проклинают,
и в странных очертаньях оживают
моей умершей молодости сны!

Навечно ли я отдай им во власть?
Не я ль изведал горькие страданья,
не я ль изгнал из сердца пыл и страсть
и стал как те, что воздух населяют?
Не я ль обрел средь одиноких мук
счастливое и вольное дыханье,
что призраков бесплотных побеждает?
Чего же я боюсь? —
                                  Там правит звук!