нарушения этого правила ребенок родится беспечным, как коза.
ПО
Важное место в лечении болезней отводилось заговорам.
«По рассказу жителя Сарахама, один из его приятелей три года лечился от какой-то болезни у японского врача в городе Кагосима, но, не видя никакой пользы и не будучи в состоянии работать вследствие болезни, вернулся в родную деревню и обратился к знахарке; последняя только произнесла какое-то заклинание с соответствующими магическими действиями, и через короткое время болезнь как рукой сняло».
В Сарахама Невский пробыл очень недолго, поэтому ему не удалось записать заклинания непосредственно от знахарей. Но если на это просто не хватило времени, то общение с шаманками ему было недоступно. Для них он был чужеземец, не виданный доселе «оранда» — голландец. Так на о-вах Рюкю повсеместно называют европейцев. Шаманки же находились вне закона и строго преследовались полицией «за поддержание и распространение в народе суеверий». Поэтому они упорно отрицают причастность к своему ремеслу и занимаются им тайно. Да и как не заниматься этим, когда то и дело приходится по просьбе жителей низводить на себя духов и изрекать оракул, чтобы узнать причину болезни:
«Большей частью, — пишет Н. А. Невский, — такой причиной оказывается tatal (яп. „татари' — „возмездие') того или иного божества или животного, вызванное нерадением к божеству, убийством, увечьем, побоями, причиненными какому-либо живому существу, и т. д. Из оракула шаманок больной узнает, когда ему суждено поправиться».
Божеств, к которым можно невзначай оказаться непочтительным, вокруг хоть отбавляй. Почти каждое фольклорное сказание повествует о каком-нибудь божестве.
«В старину у одного придирчивого хозяина жила прислуга. Каждый день ходила она на поля и луга, разыскивая пищу. Когда мало приносила, ей попадало от хозяина. Однажды она отправилась в поле, но почти ничего не могла найти. Боясь гнева хозяина, решила переночевать под деревом. Ночью был страшный гром, и слышно было, как бог ходит по полю и разит все на своем пути. Девице стало жутко. Когда рассвело, ни
какого следа бури не оказалось. Девица пошла искать коренья, а за ней полетела красная птичка, которая от нее не отставала ни на минуту. Девица набрала массу корней и, довольная, отправилась к хозяину. На следующий день, когда она пошла в поле, за ней опять увязалась красная птичка, и девица снова с большой добычей вернулась домой. Однажды, когда девица была в поле, она почувствовала, что ей захотелось помочиться. Она пошла под дерево, чтобы справить нужду, но вместо этого родила двенадцать яиц. Чтобы люди не узнали про это, она, завернув в листья, закопала их рядом с полем.
Когда девица вновь пришла на это место, к ней навстречу выбежало двенадцать ребятишек, которые называли ее мамой. Тогда девица поняла, что это не люди, а боги, и решила больше не возвращаться к хозяину, выстроить здесь лачугу, чтобы как-нибудь воспитать своих детей. Она стала строить дом, а весь материал спускался к ней с неба. Выстроив домик, в нем она стала воспитывать богоданных детей, и каждый день с неба спускались прекрасные кушанья. Дети сделались богами.
Когда дети подросли, с неба спустился крюк, который захватил женщину и унес на небо. Старший из ее детей, глава всех остальных, сделался богом, властвующим над жизнью; чествуется он в храме на о-ве Икима.
Остальные дети тоже стали богами и чествуются в разных храмах на о-вах Мияко».
На о-ве Ирабу при входе в деревню мужчины снимали шляпы и головные повязки. Когда Н. А. Невский впервые оказался в этом месте и еще не знал о таком обычае, его провожатый предложил и ему снять шляпу, сказав, что это святилище, храм, где почитается богиня Тамамига, спасающая на воде. Впоследствии Невскому удалось записать легенду о богине Тамамига.
«Храм этот из всех храмов острова самый почитаемый рыбаками и всеми путешественниками. Как и все храмы главного острова, он расположен в роще, огороженной низкой каменной оградой. Внутри площадка, выложенная камнями, и забор — несколько выше колен. Против входа с противоположной стороны площадки в ограде сделана выемка, над которой положен большой
камень, так, что получается нечто йродё массивных ворот. В этой выемке стоит выдолбленный камень для курения фимиамов, по бокам которого стоят два маленьких кувшинчика для цветов или веток деревьев. Это и есть священное место, где возжигают фимиам и возносят моления божеству, преимущественно при посредстве жрицы.
Относительно происхождения этого храма существует следующее предание. В старину в эпоху богов у старика со старухой родилась красавица дочь, которую звали Тамамига. Когда ей исполнилось 16 лет, родители отправили ее за водой, но она не вернулась. Как ни искали ее родители, как ни горевали, не могли наитии следов. Но вот месяца через три она как бы в тумане показалась и постояла около леса Нусияма. Родители увидели ее, и радости их не было предела. Они кинулись ее обнимать и впопыхах оторвали один рукав. Девушка со словами: „Я сделалась хранительницей этого острова' — улетела в глубь рощи и скрылась из глаз. Родители стали горько плакать. И рукав от одежды девушки — единственное, что у них осталось, — они похоронили на горе и стали чествовать как бога. Богиня Тамамига спасает на водах, а потому все жители острова с благодарностью смотрят на богиню, проходя же мимо ее храма, снимают с головы платки и прочее и, кланяясь, воздают ей почести».
Иногда «заклинания» произносят либо сами пострадавшие, либо их близкие. В Симодзи ребятишки хором поют песенку-заклинание, если у кого-нибудь из них заболит живот. Из песенки ясно, какого рода средства используются в этих случаях в качестве «лекарств».
Ой-ой-ой! Живот болит!
Перцу поел, — Еще больше заболел. А потом съел яйцо — И все прошло. Скверный животишко!
Действительно, после того как больному вначале дают кайенского перцу, боли усиливаются, а затем, после куриных яиц, будто бы прекращаются.
В Хирара человек, подавившийся рыбной костью, сложив ладонь горстью, трижды дует в нее, а затем, по-
8 Зак. 474
глаживая горло, произносит заклинание. «Относительно „надышания' при этом заговоре замечу, что нады-шание и оплевывание в народном суеверии всех стран и народов является могущественным средством против болезней и всяких козней злых духов», — записывал Николай Александрович. По аналогии вспомнился еще один вид гадания, безусловно очень похожий на то, что существует и у других народов, — «ночное гадание».
«Во время болезни кого-нибудь из членов семьи, равно как перед браком или каким-нибудь важным предприятием, жители Мияко молятся своим предкам перед „божницей', возжигают курительные свечи и просят указать, каков будет исход болезни или предприятия. После этого вечером отправляются из дому квартала за два и по обрывкам речей, уловленных из разговоров встречных, гадают о будущем, считая это знамением, указанным предками».
То же самое известно было Невскому в отношении провинции Исэ в древности, только там ходили слушать, о чем говорят молодые жрицы, возвращающиеся из храма. Невскому вспоминались пушкинские строки:
Чу… снег хрустит… прохожий; дева К нему на цыпочках летит, И голосок ее звучит Нежней свирельного напева: «Как ваше имя?» Смотрит он И отвечает: «Агафон».
Сопоставления и сравнения на широком этнографическом материале делали научный поиск Н. А. Невского целенаправленным, помогали ему и классифицировать факт, явление в свете единства человеческого духа, наблюдаемого в самых разных уголках земного шара. Это единство, подтверждавшееся множеством доказательств, как собранных самим Невским, так и другими учеными-этнографами, представлялось бесспорным.
Во все времена человек обращал свой взор к луне. Находя на поверхности ночного светила причудливые пятна, пытался объяснить их происхождение.
«Многие народы видят в этих пятнах изображение человека. И интересно, что в таких интерпретациях