часто этого человека так или иначе связывают с водой.
Айны, например, говорят, что это ленивый сын, который терпеть не мог ходить за водой, так что боги в
конце концов разгневались, изъяли его из человеческого общества и поместили на луну в назидание людям.
Жители Рантума говорят, что это великан, который льет воду на землю, что является причиной приливов и отливов. Во время приливов он стоит согнувшись, так как набирает воду, а во время отлива — выпрямляется, отдыхая от работы.
Современные шведские крестьяне говорят, что пятна на луне изображают мальчика и девочку, несущих на шесте ведро с водой. Такое представление покоится на древнем скандинавском мифе, по которому мальчик и девочка, несшие воду, были украдены луною и помещены на небо, откуда их можно было бы видеть с земли».
И на о-ве Окинава пятна на луне вызывают представление о человеке, несущем на коромысле два ведра с водой.
На о-ве Тарама существовало предание: «В глубокой древности свет жены-луны был гораздо сильнее и ярче, чем свет мужа-солнца. Завидуя жене, он много раз просил ее уступить ему немного света под тем предлогом, что ей, ходящей ночью, такой ослепительный свет не нужен. Однако жена не внимала его просьбам. Тогда муж, улучив минуту, когда жена выходила из дому, незаметно подкрался к ней сзади и спихнул ее вниз, на землю. Луна в своем роскошном блестящем наряде упала в грязь и вся измаралась. В это время проходил крестьянин, неся на коромысле два ушата с водой. Увидев луну, барахтающуюся в грязи, он помог ей выбраться и обмыл водой из ушатов, вслед за чем луна снова поднялась на небесную твердь, чтобы озарять мир, но с того дня она потеряла свой яркий блеск. В благодарность же за услугу луна взяла крестьянина к себе, где он находится и по сей час. В такие ночи, когда светит полная луна, ясно можно видеть на луне этого крестьянина, несущего на плечах коромысло с двумя ушатами».
С луной, с ее ежемесячным исчезновением на несколько дней, а затем возрождением связана идея воскресения мертвых, идея бессмертия. В Японии — на луне видят зайца, который в ступе толчет лекарство бессмертия. Но, по мнению Невского, «такое объяснение мы не можем считать чисто японским: оно пришло в Японию
8*
из Китая вместе с китайскими книгами (Китай, возможно, заимствовал подобное толкование из Индии), но привилось здесь, вероятно, потому, что совпадало до некоторой степени с уже существовавшими прежде поверьями».
В заметках Невского, сделанных на островах, встречаются имена людей, с которыми у него завязалась дружба, — Симодзи Соти, Токуяма Сэйтэй, Симодзи Канро, Танака и многие другие. Невский никогда не расставался с заветной тетрадью, иногда две-три строчки делал наспех, чуть ли не на ходу, боялся забыть только что услышанное. Предания, легенды, песни — «аяго» и «тогани» — записывал тщательно, с многочисленными комментариями. Народных примет и верований, связанных с луной и звездами, существовало множество.
Белая туманность вокруг луны — признак скорого дождя. Красное сияние — предвестник пожара или засухи. Когда супруги — солнце и луна — ложатся спать и муж закидывает ногу на тело жены, то наступает лунное затмение, ибо свет луны меркнет. А когда жена подобным же образом ласкается к супругу, происходит солнечное затмение.
На островах много было диковинного. Произрастали растения, о каких Невский прежде не имел ни малейшего представления, а некоторые, ему известные, до такой степени оказывались не похожими на самих себя, что он принимал их за неведомые. Выяснилось, например, что дерево «гадзымаги», необыкновенной толщины, с массой воздушных корней, самое старое, как сказали Невскому, из всех растущих на о-вах Рюкюско-го архипелага, — это фикус, гигантский фикус, а не тот привычный с детства домашний, какой доводилось ему видеть и в Рыбинске, и в Петербурге. Как-то Невского пригласили на выставку местных диковин, даров моря и земли, служивших жителям Мияко пищей, украшениями, лекарствами. Выставка была организована в волостной управе. Невский купил там на память несколько больших и очень красивых морских раковин.
Погода стояла хорошая. Вообще острова были землей обетованной — зеленое море, ослепительные песчаные отмели, пышная растительность. Правда, однажды ночью случилось землетрясение, толчок был весьма ощу
тимым, но наутро ночные страхи исчезли как роса под лучами солнца.
Невский чувствовал себя на островах превосходно. К нему быстро привыкли, и простые крестьяне, и местная интеллигенция принимали его радушно, охотно помогали ему в работе — он записал от них огромное количество фольклорного материала. Материалы эти частично были опубликованы Невским в японских этнографических журналах. Одна из статей называлась «Луна и идея бессмертия» — она обращала на себя внимание полнотой собранного материала и оригинальной его интерпретацией.
«Когда я был студентом и только что познакомился с китайской и японской поэзией, меня поразило почти полное отсутствие жизнерадостных, солнечных мотивов, являющихся одной из характерных черт русской поэзии. В Китае и Японии весьма привычны лунные мотивы с их аксессуарами — минорными тонами, меланхолией и сентиментальностью.
Славянскому духу с его культом Яра, этого бога живительной энергии, бога-оплодотворителя и возро- дителя холодной и скучной природы, по душе солнце с его яркими теплыми лучами, единственной радостью и утехой среди суровой и однообразной природы, и чужд холодный блеск луны, делающей еще более жалким и без того уже жалкое существование.
Китай и Япония, в особенности последняя, с прекрасной природой, страдающие от избытка солнца летом, переносят все свое внимание на луну с ее чистым белым зраком, так гармонирующим со всеми окружающими холмами, рощами, синтоистскими и буддийскими храмами и вечерним звоном в них.
Тихий, бледный свет луны отвлекает жителей таких стран от дневной солнечности, сообщающей жителям характер беспечности и самодовольства, и заставляет задуматься над чем-то отличным от веселой действительности и, наконец, поверить, что не все в мире только веселье и радость, что рано или поздно придет им конец.
В противоположность солнцу с его жгучими лучами, этому неограниченному источителю живительной энергии, луна в ее монотонном холодном сиянии стала рассматриваться как наиболее яркий выразитель диамет
рально противоположной силы, силы смерти. Инстинктивный ужас перед смертью вообще, влияние луны на приливы и отливы, несомненно давно уже подмеченное жителями приморских селений, влияние ее на регулярные очищения у женщин, мистическое влияние на лунатиков и, наконец, регулярность фаз луны, положившая начало измерению времени, — все это вместе с красотою луны, так гармонирующей с красотами ночной природы, превратило луну в мистическое божество, которое некоторыми народами рассматривается даже как создатель мира и человека».
На о-вах Мияко от Киёмура Гонин Н. А. Невский записал «Предание об Акаряззагама». Киёмура был корреспондентом газеты «Окинава симбун» и сам занимался фольклором островов. Ему принадлежали два труда — «Сборник народных песен Мияко» и «Мифы Мияко».
В предании шла речь о том, как Верховное божество — Луна — пожелала сообщить людям секрет вечной жизни, но по оплошности Акаряззагама, бывшего посланником Луны, секрет этот похитила змея.
«Кончив свой рассказ, г. Киёмура прибавил по-японски: несмотря на то что благое желание Луны дать людям бессмертие окончилось столь плачевно для человека, божество, жалея последнего, решило хоть как-нибудь скрасить его существование и дать ему если не вечную жизнь, то по крайней мере возможность немного помолодеть; и с того времени ежегодно в ночь на праздник „сицы' посылает с неба „молодую воду'. Поэтому-то до сих пор существует обычай в первый день праздника на рассвете приносить из колодца воду, называемую „молодой водой', и окачиваться ею всей семьей».
