Ваше публичное право для меня не существует; я знать его не хочу. Что для меня значат все ваши пергаменты и ваши трактаты?»
Для Александра наступил момент, когда он мог пустить в ход имевшиеся у него в запасе средства обольщения и соблазна. Ноу него не было ни в данный момент, ни вообще когда бы то ни было намерения привлечь к себе симпатии Франции ценой каких-нибудь территориальных уступок. Он думал лишь о том, чтобы заполучить ее даром, поймав на ее же собственную удочку, а так как она выдвигала принципы, — дать ей удовлетворение по этому пункту, но только не в Германии. «Прусский король, — сказал Александр, — будет королем прусским и саксонским, как я буду императором всероссийским и царем польским. Содействие, которое Франция окажет мне по этим двум пунктам, будет мерой тех услуг, которые я окажу ей в вопросах, могущих ее интересовать». Эти слова могли относиться только к неаполитанским делам. Но Талейран не был человеком, способным попасть в ловушку и ради какой-то призрачной уступки расстаться с очень ловко выбранной позицией.
Он вышел с этой аудиенции более чем когда-либо убежденным в невозможности расколоть Пруссию и Россию или, вернее, отвлечь прусского короля от императора Александра. Меттерних и Кэстльри убедились в этом тогда же на собственном опыте. Подражая своему английскому коллеге, Меттерних отправил 22 октября Гарденбергу ноту, в которой он заявлял о своем согласии на временную оккупацию Саксонии пруссаками на том условии, что Пруссия объединится с Австрией и Англией для противодействия осуществлению русских проектов в Польше. Меттерних и Кэстльри могли — рискуя, впрочем, сами оказаться обманутыми — вести с Гарденбергом переговоры о какой-нибудь тайной сделке, направленной против России, но прусский король ни в коем случае не должен был об этом знать. Малейшая попытка скрыть что- нибудь от своего друга юности, который дважды спас ему престол и которому он на полях битвы клялся перед богом в вечной верности и дружбе, представлялась ему изменой и была ему глубоко противна. Гарденберг был вынужден представить ему ноту Меттерниха. Не зная, что эта нота является ответом на намеки и высказывания его же собственных министров, возмущенный Фридрих-Вильгельм отнес ее царю. Александр ъ это время был накануне отъезда в Венгрию. Он позвал Меттерниха к себе, и между ними произошел, как пишет Талейран, «разговор, в течение которого, как это достоверно известно, он обращался с этим министром так высокомерно и применял такие резкие выражения, что они могли бы показаться из ряду вон выходящими даже по отношению к собственным его слугам». В довершение немилости Меттерних, получивший подобный отпор от всемогущего императора за свою попытку спасти Саксонию, был обвинен немцами в желании выдать с головой это королевство, чтобы услужить России. Выл момент, когда Меттерних смутился и заговорил о выходе в отставку. Что касается Кэстльри, то Александр 30 октября послал ему письмо вместе с меморандумом, который был составлен Чарторыйским; в этом письме он разбирал по пунктам английский меморандум.
Открытие конгресса. Комитеты. Тем временем приближался конец октября. Все волновались и требовали открытия конгресса. Неужели же столько усилий должны были привести к такому общему разочарованию, к такому банкротству победоносной Европы?! Неужели же предстояло снова воевать ради раздела того, что осталось после Наполеона? Волей-неволей, чтобы хоть чем-нибудь заняться, необходимо было прибегнуть к уловкам, связанным с вопросами процедуры. 30 октября представители восьми держав, подписавших Парижский трактат, собрались у Меттерниха; Португалия и Швеция снова заняли место, на которое они имели право, и вместе с Испанией составили подмогу, готовую поддержать Талей-рана. Меттерних заявил, что имеется еще несколько важных нерешенных вопросов, но что это не мешает приступить к проверке полномочий представителей тех государств, которые послали своих делегатов на конгресс. Комиссии, составленной по жребию из представителей Англии, Пруссии и России, поручено было произвести проверку полномочий. Спор начался по поводу распределения работы между отдельными комитетами, которыми должна была руководить делегация от восьми держав; эти последние должны были служить посредниками между государствами, заинтересованными в том или ином вопросе. Ведь невозможно было, в самом деле, созвать пленум конгресса и превратить его в дипломатический парламент. Но предложение распределить работу между комитетами равносильно было поднятию предварительного вопроса о допущении посланников саксонского короля и Мюрата. Составлялись протоколы за протоколами, и дело затягивалось. Тем Бременем мало-помалу образовывались комитеты по менее спорным вопросам. Так, один комитет по германским делам, в котором фигурировали Австрия, Пруссия, Бавария и Ганновер, работал уже с 14 октября. 14 ноября был образован комитет по швейцарским делам, в который вошли представители Австрии, Пруссии, Англии и России.
Записка Талейрана о Саксонии. Тем временем Талейран получил из Парижа декларации и инструкции, которых он просил у короля. Прежде всего в Мониторе 22 октября была опубликована следующая нота: «Франция не питает зависти ни к кому, она стремится лишь к восстановлению справедливого равновесия. Она ничего не добивается вне своих границ; она не намерена прислушиваться ни к каким инсинуациям, стремящимся установить систему погони просто за выгодой… и снова беря на себя роль, которая некогда обеспечила ей уважение и признательность народов…, Франция хочет опять стать опорой слабых и защитницей угнетенных». Затем следовало письмо короля, написанное 27 октября, одобрявшее декларации, сделанные на конгрессе Талейраном. «Нужно показать, что за словами стоит сила, и я дам приказ привести армию в военное положение». Из других писем Талейран узнал, что король имел беседу с Веллингтоном, английским посланником в Париже, что они в конце концов пришли к полному соглашению, что Веллингтон написал об этом в Лондон и что Кэстльри скоро получит приказание выступить в защиту Саксонии. Ввиду этого Людовик XVIII в дополнительных инструкциях, помеченных 25 октября, разрешил своему послу действовать солидарно с Австрией и Баварией, откровенно поговорить об этом, если это понадобится, с Кэстльри и заявить, что указанные государства «могут рассчитывать со стороны короля на самую энергичную военную поддержку для противодействия видам России и Пруссии как на Польшу, так и на Саксонию».
Почувствовав поддержку, Талейран перешел в наступление и 2 ноября пустил в обращение Мотивированную записку о Саксонии (Memoirе raisonne sur la Saxe), имевшую целью возбудить внимание общественного мнения в Германии и Англии. В Германии автор старался подействовать указанием на соблазн, который породит низложение саксонского короля, на заразительность этого примера, на опасность, заключающуюся в усилении прусского могущества; в Англии— следующим аргументом, подтвержденным историей целого столетия: «Одним из предлогов, приводившихся в доказательство необходимости присоединить Саксонию к Пруссии, было желание сделать из этой последней барьер против России. Но государи обеих этих стран[9] связаны узами такой дружбы, что пока оба они будут живы, им нечего опасаться друг друга. Таким образом, предосторожность эта могла бы относиться только к весьма отдаленному будущему. Но что сказали бы горячие сторонники этого присоединения, если бы им пришлось в будущем оказаться свидетелями того, как Пруссия опирается на Россию, чтобы добиться в Германии еще большего расширения, облегченного присоединением Саксонии, и, с своей стороны, поддерживает Россию в ее предприятиях против Турецкой империи? Такая перспектива не только возможна, но даже весьма вероятна, так как это в порядке вещей».
Факт тот, что подобное положение наступило и что Европа была этим потрясена до основания. Дружба между государями перешла от отцов к детям и продолжалась между Николаем, братом Александра, зятем Фридриха-Вильгельма III, и Фридрихом-Вильгельмом III, а позднее между Фридрихом-Вильгельмом IV и его братом Вильгельмом I и племянником их Александром II. Дружба эта помогла Пруссии осуществить, и даже сверх ожиданий, ее заветные мечты 1814 года. Территория Пруссии, увеличенная на целую треть, возвысилась до размеров Германской империи. А в 1866–1871 годах Пруссия добилась отвоевания Эльзас- Лотарингии у Франции. Союз между Россией и Пруссией прекратился лишь в 1878 году, когда Россия захватила на Востоке свою долю и когда Пруссия сочла удобным расторгнуть договор и, получив свое с избытком, не нуждаясь в дальнейших завоеваниях, принудила Россию возвратить свою добычу.
Пруссаки занимают Саксонию. Со всех сторон говорили о войне, и Талейран не только не старался положить конец этим слухам, но даже сам распространял их. Теперь уже не пытались изолировать его. Тогда Александр решился нанести удар, который, по его мнению, должен был раз навсегда покончить с происками его противников. 8 ноября Репнин, командующий русским оккупационным корпусом в Саксонии, попрощался с саксонцами и объявил им, что они переходят во власть прусской администрации «в силу соглашения, состоявшегося между Россией и Пруссией и признанного Австрией и Англией». 10 ноября прусские генералы вступили во владение Саксонией. Эта новость не была еще известна в Вене, когда в
