консульта, вносящего новые изменения в конституцию. На другой день в палате Эрнест Пикар, утверждая, что Законодательный корпус не может остаться равнодушным к такому важному вопросу, заявил, что он хочет обратиться с запросом к правительству. Отсрочка была принята 106 голосами против 46. Скоро Франция получила новый сюрприз. Император ни с кем не делился своими размышлениями, но очень болезненно переживал как неудачи в своей внешней политике, так и затруднения во внутренней; он надеялся поднять свой престиж при помощи какого-нибудь театрального эффекта. Больше чем когда-либо император был непроницаем. Флёри, один из близких к нему людей, писал Клеману Дювернуа: «Махнул ли он на все рукой? Или это его политика?» Он оставался загадкой для своих собственных слуг. Наконец в совете министров 30 марта он прервал прения, чтобы объявить о своем решении подвергнуть плебисциту изменения конституции, как проектированные, так и уже действующие. Члены парламента, бывшие сторонниками империи, как Бюффе, Дарю, были очень неприятно удивлены этим предложением; даже Оливье присоединился к ним для сопротивления такому намерению императора. Но они не имели никакого влияния на «мягкого упрямца», каким был Наполеон III. б апреля в Законодательном корпусе
Жюлем Греви был сделан запрос относительно предполагавшегося плебисцита. Греви не стоило большого труда показать, что если бы император сохранял право апелляции к народу каждый раз, когда он сочтет это нужным, не было бы больше ни учредительного собрания, ни законодательного, ничего, кроме плебисцита. Иными словами, это было бы приглашением отдельных граждан ответить простым да или нет на вопрос, поставленный в той форме, какая нравится власти; это значило выбирать «между пропастью и принятием совершившегося факта». Главным аргументом Эмиля Оливье в его ответе было следующее: «Мы не вводили в конституцию права апелляции к народу; но мы уважали это право». Несмотря на энергичное вмешательство Гамбетты, Эрнеста Пикара, Жюля Фавра, Мартеля, Анделара, Законодательный корпус 226 голосами против 34 выразил доверие кабинету в его «преданности империи и парламентаризму». Вскоре министры, осуждавшие плебисцит (Вюффе, Дарю, де Талуэ), подали в отставку.
20 апреля Оливье произнес в Сенате яркую речь, в которой между прочим сказал: «Мы надеемся, что через несколько лет даже те, кто намерен с нами бороться, признают, что ни при каком правительстве демократия и свобода не могли бы добиться того удовлетворения, какое они получили от императорского правительства». Он достиг припятия сенатус-консульта. 23 апреля появился декрет, которым французскому народу предлагалось в воскресенье 8 мая принять или отвергнуть следующую формулу: «Народ утверждает либеральные реформы, произведенные в конституции с 1860 года императором с помощью основных государственных учреждений, а также утверждает сенатус-консульт 20 апреля 1870 года». И сейчас же началась борьба. Сигналом к ней явился «манифест» (декрет 23 апреля), подписанный императором без скрепы подписью министров.
Комитет противников плебисцита собрался у Кремьё, в ряде департаментов он организовал другие комитеты и поддерживал с ними постоянную связь. Он также выпустил свой манифест, содержание которого можно резюмировать в следующей фразе: «Хотите ли вы под видом парламентской системы укрепить систему личного управления?» Вместо того, чтобы настаивать на необходимости отрицательного вотума, он предлагал опускать пустые бюллетени или просто отказываться от участия в голосовании: «Все способы протеста принесут свою лепту делу свободы». Комитет выпустил также воззвание к армии, поскольку она была приглашена к участию в голосовании. А Гарибальди прибавил сюда обращение к «солдатам Мадженты и Сольферино». Среди почти всеобщего единства оппозиционных газет Призыв (Rappel) и Рассвет (Reveil) держались в стороне, жалуясь, что в манифесте слово «республика» не было произнесено. Либеральные листки проявляли большие колебания: некоторые уступили и советовали давать положительный вотум. Из числа католических газет Союз (Union) рекомендовал вотум отрицательный, а Французская газета (Gazette de France) ограничивалась отказом от голосования. Больше решимости и больше единства проявил «Центральный комитет сторонников плебисцита 1870 года», в котором фигурировали все видные деятели и все газеты императорской партии.
Правительство проявляло бешеную деятельность. Министры не ограничились тем, что обратились к чиновникам всех рангов с воззванием, в котором утверждали, что «голосовать за — это значит голосовать за свободу». Они оказывали неслыханное давление на всех, кто зависел от власти, даже на судей, приглашая последних в комитеты плебисцита. Они сеяли страх, умножая процессы против печати, преследуя секции Интернационала. Неосторожность Флуранса позволила министрам заявить о существовании заговора, участники которого намерены пустить в ход бомбы Орсини. Даже накануне голосования они наложили арест на Век, Призыв, и Будущность нации.
После голосования подсчет бюллетеней и сообщение результатов производились Законодательным корпусом. Опубликованные цифры были следующие: 7 358 786 да против 1 571 939 нет и 113 978 пустых бюллетеней. Из этого общего числа в армии насчитывалось 275 657 да против 46 210 нет — цифры, которые открыли Пруссии слабость французских военных сил. Морское ведомство дало 31136 да против 8774 нет. Бесполезно прибавлять, что солдаты и матросы должны были голосовать под бдительным надзором своих начальников.
Сепатскый указ (сенатус-консульт) 21 мая. Что касается новой конституции, которую заранее освящал этот плебисцит и которая заключалась в сенатус-консульте 21 мая, то достаточно привести ее главные статьи: «Статья 10. Император правит с помощью министров, Сената, Законодательного корпуса и Государственного совета. Статья 11. Законодательная власть осуществляется совместно императором, Сенатом и Законодательным корпусом. Статья 12. Законодательная инициатива принадлежит императору, Сенату и Законодательному корпусу… Статья 19. Император назначает и смещает министров. Министры составляют совет под председательством императора. Они ответственны». Казалось бы, что с созданием ответственного министерства совершился переход к настоящему парламентскому режиму. Но вот статья, которой достаточно, чтобы разрушить эту иллюзию: «Статья 13. Император несет ответственность перед французским народом и имеет право всегда к нему апеллировать».
Плебисцит в глазах Наполеона III восстановил императорский престиж внутри страны. К несчастью, он хотел добиться того же на международной арене. Едва лишь были объявлены блестящие результаты голосования 8 мая, как темные тучи начали собираться над границами Франции — рейнскими и даже пиренейскими.
ГЛАВА VI. ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС. КРЫМСКАЯ ВОЙНА. ОТТОМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ И ХРИСТИАНСКИЕ НАРОДНОСТИ БАЛКАНСКОГО ПОЛУОСТРОВА
Молдаво-Валахекая революция. Революции 1848 года отразились на политической жизни вассальных княжеств Турецкой империи, Молдавии и Валахии. Здесь движение приняло такой же характер, как и в остальных странах Европы: оно было одновременно конституционным, либеральным и национально-объединительным. В Молдавии все движение ограничилось съездом, состоявшимся 27 марта в Яссах, почти на глазах господаря Михаила Стурдзы; на этом собрании выработан был проект конституции, представленный господарю, который обещал принять его во внимание. В этот же вечер он приказал арестовать вожаков движения — и все успокоилось.
Более серьезным характером отличалось движение в Валахии. Несмотря на осуществление ряда полезных реформ, господарь Георгий Бибеско стал очень непопулярным, главным образом — благодаря своим тесным связям с Россией. Из молодежи, проникшейся французскими идеями, образовалась оппозиционная партия, крайне враждебная русскому влиянию, которая, в интересах освобождения своей страны из-под «ига протектората», готова была искренно присоединиться к Порте[118].
Деятели этой партии мечтали об объединении Молдавии и Валахии и даже румынской Трансильвании; а пока они требовали отмены органического регламента 1831 года и введения конституции, обеспечивающей гражданское и политическое равенство, свободу печати, административную и законодательную автономию под контролем одной Турции. Несколько тайных обществ, особенно
