все министры. Казалось, общая политическая конъюнктура представляет удобную почву для политики реформ. Россель, само собой разумеется, готовил парламентскую реформу; Гладстон начал составлять свои образцовые бюджеты. Даже неугомонный Пальмерстон, запертый пока в министерстве внутренних дел, провел там несколько мелких, но очень полезных реформ.
Но через несколько месяцев в воздухе запахло порохом. Царь Николай во время своей поездки в Лондон в 1844 году, а затем дипломатическими беседами и дипломатической перепиской был введен в заблуждение относительно намерений английских государственных деятелей и еще сильнее обманулся в чувствах английского народа[213]. Польские, итальянские и венгерские политические эмигранты восстановили народные массы против самодержца. До Крымской войны, как и во время нее, демократические журналисты и карикатуристы неистовствовали против него. Премьер-министр, который терпеть не мог Бонапартов и не хотел войны, а также его пацифистски настроенные коллеги подвергались не лучшему обхождению. Единственным популярным министром был Пальмерстон, который хотел спасти турок и вел себя так, что война не на жизнь, а на смерть становилась неизбежной.
Увещания Брайта остались гласом вопиющего в пустыне: «Христианская нация, протестантский народ, поклоняющийся князю мира, неужели твое христианство только сказка, а твоя вера — сновидение?» Первые успехи союзников в Крыму вызывают энтузиазм, наступившая вслед за тем страшная зима — негодование. Корреспондент Таймса разоблачает бездарность администрации, убивающую больше английских солдат, чем русские пули. Влияние этой газеты достигает своего апогея, тираж ее доходит до 54 000 экземпляров в день при цене номера в 5 пенни[214].
Министерство Пальмерстона и результаты войны (1855–1856). Министерству Эбердина нех ватало внутренней спайки, так же как и популярности. Пальмерстон, недовольный инертностью своих коллег и реформаторскими идеями Росселя, уже поколебал министерство угрозой подать в отставку; в феврале 1855 года оно было опрокинуто вотумом порицания, и единственный министр, пользовавшийся благоволением публики, естественно, взял власть в свои руки. При всем том красноречивый выпад Врайта произвел сильное впечатление: «Слышите ли вы полет ангела смерти и шум его крыльев? Он схватывает свои жертвы повсюду: в замке, в доме, в хижине. От имени всех классов общества я обращаюсь к вам с торжественным призывом. Благородный лорд был уже министром до моего рождения. Он достиг почти предела человеческой жизни. И я умоляю его остановить своим словом потоки человеческой крови».
Известно, что Крымская война в конце концов увенчалась успехом союзников, но английская армия далеко не играла там первой роли, а общественное мнение находило, что Парижский мир заключен преждевременно и что наложенные на Россию обязательства не стоили ни затраченных денег, ни пролитой крови.
Первое литературное поколение эпохи Виктории. В этом месте английские историки обыкновенно прерывают нить повествования, чтобы кинуть общий взгляд на писателей, создавших в течение первых двадцати лет этого продолжительного царствования свои замечательные произведения. Скажем и мы несколько слов об этих писателях с политической и социальной точки зрения. Романисты и историки главным образом заслуживают нашего внимания.
Романисты, а также романистки этого периода отличаются демократическими и вместе с тем нравоучительными тенденциями. За ничтожными исключениями, они уже не переселяют своих героев в феодальную обстановку, а заставляют их действовать в новейшую эпоху или берут их из предшествовавшего поколения. Они не замыкаются в пределах аристократической среды, а изображают большей частью жизнь средних классов или народных масс. Если они и описывают иногда быт аристократии, то для того, чтобы выставить в отрицательном свете ее смешные черты и пороки. Такой характер имеют сочинения Теккерея и Диккенса. Страдания трудящихся классов, рабочего и мелкобуржуазного, вдохновили также миетрисс Гаскель и Шарлотту Вронте; аналогичная нота звучит у Бульвер-Литтона и Дизраэли, писателей из высшего общества и людей с честолюбивыми стремлениями.
Историки тоже прежде всего являются практиками и моралистами. Маколей — виг, реформист 1832 года и именно 1832 года, не более и не менее. Он надеялся довести изложение исторических событий как раз до этой великой даты. Если бы он прожил еще два десятка лет, то наверное успел бы осуществить свой план. Теперь его История Англии обрывается на 1700 годе, но в своих замечательных Опытах он слегка коснулся и истории XVIII века. Маколей, внесший в историю приемы оратора и страстного адвоката, после своей смерти вызвал против себя законную реакцию; но, критикуя его произведения, мы не должны забывать его огромной исторической осведомленности. Несмотря на различие мировоззрений, Карлейль похож на него в гораздо большей степени, чем это обычно полагают; каждый из этих двух историков имел своего излюбленного исторического героя: для вига Маколея — это Вильгельм Оранский, для пуританина Карлейля — Кромвель[215]. Грота можно было бы скорее всего назвать радикалом-утилитаристом. Никто до него не сумел так хорошо проанализировать борьбу партий в Афинской республике; в нем, как и в Маколее, сразу можно узнать англичанина, жившего парламентской жизнью.
Такое же соединение богатой философской оригинальности с чисто национальным практическим духом наблюдается у такого философа-социолога, как Джон-Стюарт Милль, и у многих других философов, критиков и поэтов. Елизавета Броунинг ополчалась на защиту бедных детей и отстаивала непризнанные женские права. Один только крупнейший поэт эпохи выделяется аристократической природой своего духа и своих сюжетов. Теннисон, возведенный в пэры за свои литературные заслуги, иногда воспевает бедняков и их суровое самопожертвование, но прежде всего он в гармонических стихах воссоздает средневековое рыцарство. Что же касается просто талантливых писателей этого периода, то перечисление их заняло бы у нас слишком много места.
Роспуск палаты, вызванный Китайской войной, и подавление восстания в Индии. Пальмерстоновский патриотизм отыгрался за счет кантонского наместника Е, который велел задержать китайское судно, незаконно поднявшее британский флаг. По этому поводу в обеих палатах произошли серьезные дебаты. Старый лорд Линдхёрст ответил отрицательно на простой вопрос: «Достаточно ли китайскому судну поднять британский флаг, чтобы превратиться в английское судно?» Но бывшему канцлеру и лорду Дерби не удалось сгруппировать торийское большинство в верхней палате. В палате общин атакой против министерства руководили во имя своих принципов передовые либералы и сторонники мира, принадлежавшие к манчестерской школе. Консерваторы оттенка Дизраэли присоединились к ним и оставили кабинет в меньшинстве.
Тогда Пальмерстон распустил палату и обратился к стране с манифестом по поводу «наглости варваров» (т. е. китайцев). Он вернее своих противников уловил настроение масс. Избиратели не только высказались в его пользу, но провалили всех лидеров партии мира.
Ужасные события, которыми сопровождалось восстание в Индии и которые вдобавок излагались с преувеличенными подробностями, вызвали в Англии не только совершенно основательное негодование, но и приступы настоящего бешенства. Что же касается результата восстания, т. е. упразднения Ост-Индской компании, то оно отнюдь не объяснялось, как некоторые говорили, капризом премьера, а было вызвано требованием общественного мнения.
Орсини и кризис 1858 года. Бомбы, брошенные перед Парижской оперой 14 января 1858 года итальянским заговорщиком Орсини, хорошо известным в Лондоне и высоко ценимым английской публикой в качестве политического лектора, убили не императора французов, а британское министерство. Напечатанные по бестактности Монитера приветственные адреса императору, называвшие Англию лабораторией политических убийств, страшно возмутили общественное мнение, а представленный министерством и направленный против иностранных эмигрантов билль произвел впечатление какой-то пошлости[216]. «Непопулярность лорда Пальмерстона, — писал принц Альберт, — превосходит всякое вероятие. Смешно слышать, когда старые его поклонники начинают говорить о нем. В палате общин ему почти не дали раскрыть рта». Министр защищался с величайшей резкостью, которая не принесла ему никакой пользы. Он был низвергнут большинством 19 голосов. Одни тори могли принять власть во время этого небывалого затмения его престижа.
Консервативная интермедия. Второе министерство Дерби — Дизраэли положило под сукно билль об иностранцах и осуществило две важные реформы. Оно отменило для депутатов обязательство владеть земельной собственностью. Этим оно покончило с освященной обычаем плутней, выражавшейся в том, что многие кандидаты заведомо ложно именовали себя землевладельцами. А затем
