том, чтобы сохранять внешнее приличие и внушить интеллигенции, что он что-то ей даровал, тогда как на самом деле он сохранил прерогативы императора в неприкосновенности. Поставленный в безвыходное положение тревожным ожиданием общества, он представил императору в начале 1881 года проект верховной комиссии, образованной из высших сановников империи и некоторого числа представителей земства. «Да ведь вы предлагаете мне созвать собрание нотаблей!», будто бы воскликнул Александр II, читая этот проект. В действительности дело шло даже не о собрании нотаблей; новая комиссия, где малочисленные представители народа, притом выбранные не прямым путем, неизбежно растворились бы среди чиновников, могла бы иметь значение только постольку, поскольку это было бы желательно правительству. Быть может, уверенность в этом повлияла на решение Александра II, или же, обессиленный, впавший в безразличие, весь поглощенный радостями недавнего морганатического брака, царь уступил единственному желанию — стремлению к миру и спокойствию[209]? Как бы то ни было, после сильных колебаний он принял проект Лорис-Меликова.

За несколько дней до числа, назначенного для его обнародования, полиция напала на след нового заговора. Один из членов «Исполнительного комитета», Желябов, был арестован 27 февраля 1881 года; предстояли и другие аресты. В ожидании их Лорис-Меликов умолял императора не выезжать из Зимнего дворца. Однако 1 марта 1881 года, как раз после того как указ, даровавший России конституцию[210], был подписан и отправлен в типографию, с тем чтобы на следующий день быть опубликованным, Александр II отправился на развод караула. На обратном пути, около трех часов, на Екатерининском канале, под его карету была брошена бомба, убившая и ранившая казаков его конвоя и нескольких прохожих. Император, оставшийся целым и невредимым, остановился, чтобы поговорить с ранеными, но в этот самый момент ему была брошена под ноги вторая бомба. Он упал, смертельно раненный. Перенесенный во дворец, он в тот же день умер, не произнеся ни слова.

II. Александр III (1881–1894)

Первые дни царствования. Новому императору было тридцать шесть лет. Второй сын Александра II и, следовательно, предназначенный стать главнокомандующим или генерал-адмиралом, он сделался наследником престола только в 1865 году, после смерти своего старшего брата Николая. Через несколько месяцев он женился на невесте своего покойного брата, датской принцессе Дагмаре, и с тех пор жил вблизи трона, не играя заметной роли до Турецкой войны, во время которой он командовал армией, действовавшей на Янтре. Он был известен обществу тем, что с честью выполнил на войне свои обязанности, известен своими личными и семейными добродетелями, прямотой, интересом к трудам по истории России, а более всего — отвращением, которое он выказывал некоторым приближенным к Александру II лицам[211]. Можно было предположить, что его правление будет более национальным, подлинно русским, менее нерешительным, чем правление его отца. Будет ли оно более либерально? Это было крайне сомнительно. Новый государь, воспитанный теоретиком самодержавия Победоносцевым, по справедливости считался мало расположенным к западным идеям.

Вначале, однако, казалось, что он намерен уважать решения, принятые Александром II накануне его смерти. «Не изменяйте ничего в повелениях моего отца, — сказал он Лорис-Меликову, — они будут его завещанием». Но спустя несколько часов их опубликование было отсрочено; принялись обсуждать их, совещаться. Из многих мест получались советы, рекомендовавшие осторожность, и наиболее реакционными были советы французских республиканцев[212]. В Петербурге 19 (7) марта на собрании высших сановников под председательством самого царя Лорис-Меликов, а за ним и большинство других министров высказались за принятие проекта, уже одобренного Александром II; бывший царский наставник Победоносцев, ставший обер-прокурором святейшего синода, почти один[213] держался противоположного мнения; Лорис-Меликов считал, что дело выиграно. Но спустя несколько дней, 29 апреля 1881 года, императорский указ, составленный, повидимому, Победоносцевым, возвестил России волю императора сохранить во всей полноте самодержавную власть, унаследованную им от предков. Тогда — небывалая в России вещь! — разразился министерский кризис: Лорис-Меликов подал в отставку, его примеру вскоре последовали министр финансов Абаза и военный — Милютин.

Конечно, можно сожалеть о неудаче реформы, которая, давая интеллигенции кое-какие гарантии, в то же время недорого стоила бы правительству; мы видели, как скромен был проект Лорис-Меликова. Но, с другой стороны, нельзя забывать, что момент для конституционной реформы был мало благоприятный. Непосредственно после убийства Александра II всякая либеральная уступка имела бы вид капитуляции; префект парижской полиции Андриё, подходя к вопросу со своей точки зрения, ответил тем, кто спрашивал его мнения, что уступать или делать вид, что уступают в чем бы то ни было, значило бы умножить силу и требования террористической партии. Возникало тогда и другое соображение: «созрел» ли русский народ для конституционного режима? На деле извлечь пользу, мол, из этого режима могли бы только интеллигенция, дворянство, чиновничество; при конституционном режиме нацией правила бы олигархия. А в России уже неоднократно делались опыты олигархического правления, и эти опыты всегда оканчивались плачевно. То же самое — говорили приверженцы самодержавия — случилось бы и с реформой Лорис- Меликова. Лучше было избавить Россию от бесполезных треволнений, сразу стать на почву самодержавия — ведь все равно пришлось бы к нему вернуться — и ограничить свои усилия «более тщательным выбором людей, упрощением и улучшением органов управления».

За несколько месяцев, последовавших за императорским манифестом, весь состав высших правительственных чиновников был обновлен. Мы уже говорили, что три министра подали в отставку, — их не пытались удержать; другие министры были уволены. Деятели либерального периода царствования Александра II, например, бывший его министр внутренних дел граф Валуев, принуждены были отказаться от всех своих должностей[214]. Чистка коснулась даже некоторых великих князей. Новыми лозунгами администрации были «честность и бережливость». Было упразднено наместничество на Кавказе и много придворных должностей. В то же время делами стали управлять новые чиновники. Генерал Игнатьев, бывший носол в Константинополе, глава славянофильской партии, занял пост министра внутренних дел; генерал Ванновский, начальник штаба цесаревича в Болгарии, был назначен военным министром; граф Д. А. Толстой вернулся в министерство народного просвещения, которым он уже управлял при Александре II[215]; Бунге, бывший профессор политической экономии, был поставлен во главе финансов; граф Воронцов-Дашков стал министром двора и т. д. Победоносцев, по прежнему обер-прокурор святейшего синода, стал самым влиятельным лицом в новом правительстве.

Состав министров почти не менялся до конца царствования Александра III. В июне 1882 года генерал Игнатьев подал в отставку, после того как Александр III отказал ему в министерстве иностранных дел и отдал его Гирсу, так как престарелый князь Горчаков фактически уже несколько лет не управлял им. Тогда граф Толстой занял пост министра внутренних дел, предоставив министерство народного просвещения графу Делянову[216]. Вышнеградский немного позднее заменил Бунге. Но, несмотря на эту перемену лиц, внутренняя политика России оставалась неизменной: на первом плане в ней стояла борьба против революционных или просто либеральных идей, на втором — руссификация «инородцев», подвластных русской империи.

Реакция против либеральных идей. Так как новый цесаревич был еще ребенком, то император Александр III через пять дней после своего вступления на престол наметил регента, который в случае покушения принял бы на себя управление Россией до вступления на престол Николая II. Этим регентом должен был быть великий князь Владимир, брат царя. Приняв эти меры предосторожности, Александр III приступил к суду над убийцами своего отца. Пятеро из них, среди которых была Софья Перовская, были приговорены к смерти и казнены, несмотря на угрожающие прокламации «Исполнительного комитета». Затем последовали процесс и осуждение высших петербургских чиновников, обвинявшихся в небрежности, давшей террористам возможность минировать большинство улиц, прилегавших к Зимнему дворцу[217]; таким образом, если бы Александр II спасся от бомб, ожидавших его близ Екатерининского канала, он неизбежно погиб бы от взрыва мины.

В последующие годы не было, — или казалось, что не было, — покушений на императора, который заперся со своей семьей в бывшей резиденции императора Павла I, в трудно доступном Гатчинском дворце. Однако политические убийства и казни еще продолжались. Наибольшее значение имела казнь морского

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату