или Австрии, — русское правительство должно было действовать несколько более осторожно из опасения нанести ущерб промышленности привислинских губерний, в то время стремительно развивавшейся. Оно обставило множеством формальностей покупку необходимых для фабрик земельных участков, предписало предпринимателям в некоторых случаях нанимать русских или изучить русский язык, иногда увольняло рабочих и служащих-иностранцев, не прибегая, однако, к тем насильственным действиям, которые в это же время прусское правительство применяло при проведении подобных мер.
Первые годы царствования Александра III в большинстве городов южной и юго-западной России были отмечены еврейскими погромами и разграблением имущества евреев; при графе Игнатьеве правительство подавляло погромы весьма вяло, при графе Толстом — более энергично. Это «относительное» покровительство, которым пользовались евреи, не помешало изданию ряда указов, значительно ухудшивших их участь. Все евреи, обитавшие в пятидесятиверстной полосе вдоль границы, были повсеместно выселены. Постановления, ограничивавшие право жительства евреев в сельских местноестях, были пересмотрены и стали применяться с удвоенной суровостью. Евреи, которым удалось проникнуть из их «гетто» на берегах Вислы, Немана или Днепра во внутренние губернии, были, за весьма малым исключением, выселены оттуда. В то же время новые правила установили процентную норму для евреев при поступлении в гимназии и университеты, а именно — три процента для обеих столиц, пять процентов для городов внутренних губерний и максимум десять процентов для западных городов, даже в том случае, когда евреи составляли треть или половину городского населения.
Меры, принятые против поляков, были еще более суровы. Ограничениям подверглось не только их право занимать государственные должности или владеть земельной собственностью в юго-западных губерниях, не входивших в состав собственно Польши; им пришлось гораздо больше, чем иностранцам и евреям, страдать из-за верности своему языку и религии.
В 1869 году польский язык был вычеркнут из программы средней школы. После 1870 года по инициативе попечителя Варшавского учебного округа Апухтина такая же мера была проведена в высшей школе (Варшавский университет) и в начальной. Затем запрещено было употреблять польский язык и в тех учреждениях, где им еще пользовались. Названия улиц, даже вывески магазинов, должны были быть на русском языке. В бывшей Литве гонение на польский язык приняло характер настоящей инквизиции.
Но религия разделяла поляков и русских еще более, чем язык.
Начиная с 1832 года правительство преследовало духовные общества и католическое духовенство, особенно в бывшей Литве, и мы видели, какими мерами униатов обращали в православие. Эта же политика при Александре III стала проводиться еще более сурово. Духовные семинарии были подчинены строгому надзору, число учащихся в них было ограничено. В Литве старались на место польских священников поставить священников родом из Самогитии. Приходским священникам было строго запрещено выезжать из своих приходов, строить новые церкви или даже ремонтировать старые без разрешения администрации. Эти запреты, нередко усугубляемые неловким усердием провинциальных властей, вызывали волнения и кровавые события.
В прежнем королевстве Польском, в Холмской Руси, имелось многочисленное униатское население украинской национальности. Выло решено обратить его в православие. С 1866 по 1875 год правительство подготовляло почву, уничтожая в униатских обрядах все, что приближало их к католицизму и отдаляло от православного богослужения. В 1875 году правительство стало распространять в провинции обращения к царю с просьбой о восстановлении православия; подписи добывались устрашением или хитростью; против упорствовавших применяли штрафы, тюремное заключение, сечение плетьми, ссылки и т. п. Таким образом, православие было повсюду восстановлено, униаты официально объявлены православными, и в 1888 году Александр III торжественно посетил новый православный собор в Холме. Но это было еще не все — надо было следить за тем, чтобы вновь обращенное в православие население не возвратилось к прежней своей религии и тайному выполнению ее обрядов. Отсюда целый ряд полицейских мер, просуществовавших в почти не смягченном виде еще долгое время.
Политика русификации в прибалтийских губерниях. До царствования Александра III прибалтийские провинции — Лифляндия, Эстляндия и Курляндия — занимали в империи привилегированное положение. Трактаты, по которым они были присоединены к России, оговаривали сохранение их прав и привилегий, другими словами, оговаривали, что немецкие бароны, происходившие от древних меченосцев, будут продолжать владеть землей и, через посредство своих областных собраний совместно с немецкой буржуазией Риги, Ревеля и других городов, управлять крепостной массой эстонцев и латышей[225]. Под управлением России прибалтийские провинции процветали. Продолжительный мир, которым они были обязаны покровительству России, увеличил их материальные богатства. С другой стороны, цари сделали из прибалтийского дворянства рассадник своих генералов, министров, дипломатов. Мы уже упоминали о зависти, вызывавшейся этим в России.
Уже в 1883 году Александр III поручил сенатору Манасеину обследовать положение прибалтийских провинций. Результаты этого обследования сказались в последующие годы. Административное устройство края было изменено, областные привилегии уничтожены. В 1889 году были упразднены избиравшиеся дворянством ландгерихты и фогтгерихты. Они были заменены мировыми судьями, назначаемыми и увольняемыми министром юстиции; окружные суды Ревеля, Риги, Митавы и Либавы были подчинены Петербургской судебной палате. В то же время русский язык стал всюду обязательным, за временными исключениями для уездных судов. Городские советы должны были вести свои заседания на русском языке. Затем русификация распространилась на учебные заведения, гимназии и начальные школы, которые из ведения дворянства и лютеранских пасторов перешли в ведение министерства народного просвещения; наконец, Дерптский университет был преобразован и переименован. С 1895 года Дерпт стал называться своим средневековым русским именем — Юрьев.
Здесь, как и в Польше, гонения на религию сопровождались войной против языка. Эстонские и латышские крестьяне довольно безразлично относились к лютеранству, бывшему в их глазах прежде всего религией господ. При Николае 1 граф Протасов, обер-прокурор святейшего синода, обратил в православие более ста тысяч из них средствами, аналогичными тем, которые в это же время применялись им в Польше. Эта пропаганда, приостановившаяся при Александре II, возобновилась при Александре III с усиленным применением административного воздействия. Однако успехи эти, по видимому, были не слишком блистательны. Прибалтийский крестьянин стремился избавиться от барона и пастора, которые оба были немцы и лютеране, но он вовсе не желал променять их власть на власть чиновника и попа.
Русификация Финляндии. Положение Финляндии в империи было сходно с положением прибалтийских губерний, но с более выраженным отпечатком автономии и изолированности. Еще до заключения мирного договора, по которому Финляндия навсегда уступалась Швецией России (Фридрихсгамский мирный договор 17 сентября 1809 года), император Александр I добровольно предоставил финляндцам права, равные тем, которыми они пользовались во время своего объединения со Швецией, даже, пожалуй, более широкие. 27 марта 1809 года в Борго он подтвердил и ратифицировал в присутствии представителей четырех сословий «неприкосновенность религии и основных законов страны, равно как привилегий и прав, которыми каждое сословие великого княжества в частности и все его жители вообще пользуются в силу его конституции». Таким образом, по выражению министра Александра I Сперанского, Финляндия сделалась не областью русского государства, но отдельным государством под верховной властью России.
До царствования Александра III финляндская конституция, применявшаяся, смотря по монарху, с большим или меньшим либерализмом, не нарушалась. Никаких трений с суверенной властью не возникало; единственным политическим вопросом в великом княжестве была борьба «свекоманов» — буржуазии и дворянства шведского происхождения, считавших своим родным языком шведский, — и «финноманов» — жителей сельских местностей; благодаря огромному численному превосходству «финноманов» (85 процентов всего населения), в особенности же благодаря поддеряше русского правительства, влияние их все усиливалось. Впрочем, эта борьба протекала в мирных формах и ни чуть не тормозила экономического развития страны. За три четверти века население Финляндии возросло с 900 000 человек в 1812 году приблизительно до 2 300 000 в 1886 году, а народный доход увеличился с 6–7 миллионов марок (финляндская марка равняется франку) приблизительно до 40 миллионов марок.
Это процветание, которое финляндцы горделиво противопоставляли медленному развитию своих русских соседей, не могло не возбудить зависти. Наступило время, когда русские публицисты задали вопрос: