работе? Ведь на фабрике, очевидно, есть ОТК?
— Видите ли, могут быть нарушения технологии, которые ОТК не заметит. Кроме того, я веду межцеховой учет.
— Ах, уче-ет. Тогда понятно...
— Товарищ следователь, я просила...
— Неужели вы могли подумать, что я забыл о вашем сыне? Боже упаси! Буквально через пять минут буду к вашим услугам.
— Алло, ресторан?..
— Знаете, а борща-то сегодня на вокзале не готовили. А?
Барабанов тревожно приглаживает жидкие волосы. Слегка сдвигается крахмальная манжетка. Вознесенский собирается в комок.
— Откуда наколка на руке?
— Молод был, глуп...
— Засучите рукав!
Когда Вознесенский приказывает, люди на мгновение теряются и глупеют. Барабанов заголяет руку.
— В заключении кололи. По рисунку вижу. Когда освободились?
— По амнистии, в пятьдесят третьем.
— Где отбывали срок?
— На Печоре.
— К вам два вопроса, товарищ Прохорчук.
— Ну?
— Где вы сидели?
— На Печоре.
— А ночевали сегодня у кого?
— У одной знакомой. Нечего ее в это дело впутывать.
— Ну, вот я и здесь. Звоните сыну. Только... не советую вам сообщать, что вы в милиции, — зачем попусту тревожить мальчика, верно? Как его зовут?
— Сережа.
— А кто, кроме Сережи, может подойти к телефону?
— Никто. В настоящее время мы вдвоем, муж в экспедиции...
— Хорошо, звоните. Надеюсь, вы не скажете ничего лишнего. Я вам верю.
Вознесенский смотрит проникновенно, выразительно. Филимонова слегка розовеет.
— Спасибо, — шепчет она.
— Сереженька, сыночек...
Вознесенский улавливает в голосе предательский спад и крепко упирается глазами в лицо женщины. Ага, выправилась.
— ...я, миленький, задержалась, тут... у знакомых. Ты не беспокойся, обедай один.
«Ну, клади же трубку. Что ты тянешь?»
— И потом, Сережа...
Раиса настороженно хмурится. Вознесенский приподнимает руку. «Если что-нибудь... надо успеть нажать на рычаг».
— ...я не успела постели убрать и вообще. Ты приберись. Обязательно приберись, слышишь?
Сказала с акцентом и сразу бросила трубку.
«Приберись... приберись»... Ах ты — вот оно что! Не знаю, как Сережа, а я понял. Вот где ночевали «паук» с «зыбучим песком», которых вы, Лидия Петровна, совсем не знаете»!
— Как у вас с жилищными условиями? — ласково спрашивает Вознесенский.
— Простите?
— У вас отдельная квартира?
— Д-да, две комнаты.
— Вынужден опять ненадолго вас покинуть...
Раиса провожает его чуть сумрачным и все-таки любующимся взглядом.
Надо на минутку присесть, и чтоб было тихо-тихо. Чертов телефон!
— Да, слушаю.
И как Головкин догадался разыскать его в пустом кабинете Нефедова?
Нельзя ли поинтересоваться, как идут дела, потому что, если Олег Константинович собирается кого-то арестовывать, то он, Головкин, был бы очень признателен, если бы его — как начальника следственной части — хотя бы в общих чертах ввели в курс событий. До конца рабочего дня прокуратуры осталось, если быть точным, два часа пятнадцать минут, и он — как начальник следственной части — должен успеть согласовать с прокуратурой все, что положено в таких случаях.
Проявляя ангельское терпение, Вознесенский молча дослушал монолог Головкина до конца. Да, он понимает, он надеется не позже чем через два часа разобраться, что к чему.
Головкину для согласований было отведено пятнадцать минут. Старик укоризненно вздохнул, но ничего, покорился.
Время! Время! Время!
Наконец-то звонок из Павлова.
— Плохо слышу, говорите громче! Что значит — не беспокоиться? На днях полугодовая ревизия? Ну, это будет, а сейчас что? Я говорю, меня не интересует, что будет, меня интересует, что есть. Черновые записи самоучета? Я вас правильно понял: недостача? Слышу, слышу, небольшая. На какую сумму? Так. Чего не хватает? Какого товара не хватает, говорю? Пуговиц к блузкам. Ясно. Согласен, ерунда, могли за полгода рассыпаться. Спасибо большое. Что? Спасибо, говорю! («Просто горло сорвешь».) О ходе следствия вам сообщим. Со-об-щим.
Уф!
— Лютый! Как там, посчитали пуговицы? Ну, чудесно! Теперь, голубчик, не в службу, а в дружбу, вызовите из «Галантереи» товароведа оценить их... Ну да, пуговицы.
Эти чертовы пуговицы только мозги засоряют, мешают думать. Он уже давно чувствует, что лежат какие-то два нужных факта в мозгу совсем рядом и никак не могут соединиться. Ведь брюнетка, по ее словам, хотела ехать за город вместе с Барабановым. Его билет Чугунов отобрал, а ее?..
— Вас задержали после того, как вы с Барабановым отошли от железнодорожных касс, верно? В таком случае где ваш билет?
— Странный у вас тон, будто вас все обманывают... Пожалуйста.
«Москва — 3-я зона. Туда и обратно».
Два картонных прямоугольничка с черными цифрами наверху у каждого билетика — порядковый номер. До чего удобно! Да, билеты брались вместе, но... Между номерами разница в единицу!» «Кто же это между ними втерся у кассы?.. Кто-то из пятерки, или я не Вознесенский, а болван! Но кто же третий?»
Что-то в мозгу не срабатывает. Хватит бегать! Сели. Выключились. Забыли о чемоданах, о билетах, о наколках. Вон газончик под окном. Еще не стриженный. А вон трамвай заворачивает. Этот дом красный, а тот желтый...
