одним из величайших профессиональных киллеров. Тот самый человек, с которым Хан играл в кошки- мышки, начиная со вчерашнего утра! И тут же многое встало на свои места, включая и то, с какой легкостью Борн разоблачил его в парке. Раньше для Хана не составляло труда одурачивать людей, меняя лицо, волосы и даже походку, однако теперь он имел дело с Джейсоном Борном – агентом, об опыте и навыках которого в изменении своей внешности ходили легенды. Воможно, в этой области он не уступал даже самому Хану. Как бы он ни был умен, Борна с помощью обычных приемов не проведешь. Теперь Хан понимал: ставки в игре повышаются, и с этим нельзя не считаться, если только он хочет победить.
«Интересно, – рассеянно думал Хан, – знал ли Спалко о том, кем на самом деле является Вебб, передавая ему так называемое „досье“ на этого человека?» Дальнейшие размышления привели его к неоспоримому выводу: да, знал. Это могло служить единственным объяснением того, для чего Спалко понадобилось «повесить» на Борна убийства Конклина и Панова. Пока агентство считает его преступником, оно не станет заниматься поисками настоящего убийцы и, значит, никогда не узнает правду о том, почему на самом деле были застрелены эти двое. Не подлежит сомнению, что Спалко пытается использовать Хана в качестве пешки в какой-то гораздо более крупной игре. И Борна – тоже. Но Хан не собирается быть разменной монетой в чьих-либо руках и поэтому – обязан выяснить, что на уме у Спалко.
Хан понимал: чтобы раскопать правду относительно двойного убийства, ему первым делом надлежит отправиться к портному. Неважно, что тот наплел людям из агентства. Портной Файн наверняка располагает изрядным запасом информации, без которой охота на Вебба (для Хана все еще было сложно перестроиться и начать думать об этом человеке как о Джейсоне Борне) едва ли будет иметь успех. Когда Файн еще находился в машине цэрэушников, он повернул голову, чтобы посмотреть в окно, и Хану удалось на короткое мгновение встретиться с ним взглядом. Он сразу опознал в этом человеке гордую и упрямую натуру. В соответствии со своими буддистскими убеждениями, Хан привык считать гордость одним из людских пороков, но в данной ситуации эта черта характера Файна могла сослужить ему хорошую службу, поскольку чем сильнее агентство станет давить на портного, тем глубже тот будет уходить в свою скорлупу. Агентству ничего не удастся выдоить из Файна, но Хан умел справиться и с чужой гордостью, и с чужим упрямством.
Сняв свою замшевую куртку, Хан надорвал рукав – достаточно сильно, чтобы агенты, следящие за ателье, сочли его всего лишь обычным клиентом «Портняжек Файна Линкольна». Затем, перейдя через улицу, он толкнул входную дверь, и висевший над ней колокольчик залился мелодичным звоном. Одна из находившихся внутри женщин-латиноамериканок подняла голову от сборника комиксов, в чтение которых была погружена перед этим, а также от недоеденного обеда – картонной коробки с рисом и бобами. Подойдя к стойке, она посмотрела на посетителя своими большими шоколадными глазами под густым разлетом черных бровей и спросила, чем может ему помочь. Хан объяснил, что по неосторожности порвал свою любимую куртку и хотел бы отдать ее в починку лично мистеру Файну. Понятливо кивнув, женщина скрылась в глубине ателье, а возвратившись через несколько секунд, села на прежнее место и вернулась к своим занятиям, не проронив больше ни слова.
Леонард Файн появился лишь через несколько минут. Он осунулся и выглядел усталым. Было видно, что утро, полное неприятностей, не прошло для него даром. И действительно, он был словно выжатый лимон: бурное общение с сотрудниками ЦРУ вытянуло из него все жизненные соки.
– Чем могу помочь вам, сэр? Мария сказала мне, что вы хотели бы починить куртку?
Хан расстелил куртку на разделявшей их стойке.
Файн стал ощупывать ее с такой же деликатностью, с какой хирург обследует тяжелобольного.
– Вам повезло, – вынес он наконец свой вердикт, – рукав порвался по шву. Иначе было бы хуже. Замшу практически невозможно ни залатать, ни заштопать.
– Дело не в куртке, – едва слышным шепотом проговорил Хан. – Меня послал Джейсон Борн. Именно по его приказу я здесь.
На лице храброго портняжки не дрогнул ни один мускул.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – спокойно ответил он.
– Он благодарит вас за то, что вы помогли ему ускользнуть от людей агентства, – продолжал Хан, не поднимая глаз на молчащего Файна. – И он просил передать вам, что двое агентов оставлены у ателье, получив приказ вести за вами наружное наблюдение.
Файн моргнул.
– Я этого ожидал. И где же они? – Его узловатые пальцы нервно мяли замшевую ткань.
– На противоположной стороне улицы, – сообщил Хан. – В «Форде Таурус» белого цвета.
Файну хватило сообразительности не смотреть в ту сторону самому.
– Мария, – сказал он негромко, чтобы его услышала лишь та самая латиноамериканка, которая читала комиксы. – Стоит ли через дорогу белый «Форд Таурус»?
Мария повернула голову и ответила:
– Да, мистер Файн.
– В нем кто-нибудь есть?
– Двое мужчин, – сказала Мария. – Высокие, крепко скроенные. Похожи на Дика Трейси, как и те, которые были здесь сегодня.
Файн беззвучно выругался, поднял голову и встретился глазами с Ханом.
– Передайте мистеру Борну… Скажите ему, что Леонард Файн велел передать: «Да пребудет с вами Господь».
Лицо Хана ничего не выражало. Ему всегда казалась отвратительной привычка американцев повсюду – по поводу и без повода – приплетать Бога.
– Мне нужна кое-какая информация.
– Конечно, – с готовностью кивнул Файн, – все, что пожелаете.
Мартин Линдрос только сейчас до конца понял смысл выражения «настолько зол, что плюется кровью». Как он посмотрит в глаза директору агентства – теперь, после того как Борн улизнул от него даже не один раз, а целых два!
– Какого черта вы нарушили мой прямой приказ?! – орал он, выдавливая последнее, на что были способны его легкие. Рабочие дорожной службы пытались вытащить из тоннеля под площадью Вашингтона грузовик, который раскорячился там по воле Борна, и звуки гулко отдавались от бетонных стен.
– Но послушайте, именно я заметил объект, когда он выходил из «Уолл-Марта».
– Заметил и тут же упустил!
– Это ваша вина, Линдрос. Мне в задницу мертвой хваткой вцепился начальник окружной полиции!
– Вот именно! – еще пуще взвился Линдрос. – И здесь вы обосрались! Какого хрена он вообще тут объявился?
– А вот об этом вы мне расскажите, умники. И о том, как облажались в Александрии. Если бы своевременно поставили меня в известность, я смог бы помочь вам оцепить и прочесать весь район Старого города, поскольку знаю его, как собственный карман. Но нет, вы же федералы, вы умнее всех, именно вы заправляете всем на свете!
– Да, я, чтоб вам было пусто! Именно я, а не вы отдал приказ проинструктировать служащих всех аэропортов, железнодорожных вокзалов, автобусных станций и агентств по аренде автомобилей, чтобы они выслеживали Борна. Вы же тем временем били баклуши!
– Не городите чепухи! Даже если бы вы не связали меня по рукам и ногам, у меня все равно не хватило бы полномочий отдавать подобные приказы. Однако именно мои люди рыскают по всем окрестностям, и не забывайте, именно с моих слов вы составили детальное – и самое точное – описание Борна, которое потом распространили по всем транспортным узлам, откуда он мог бы улизнуть.
Понимая в душе правоту Гарриса, Линдрос тем не менее продолжал бушевать:
– Я требую объяснений тому, какого дьявола вы втянули в это дело окружную полицию! Если вам требовалось подкрепление, вы должны были обратиться ко мне!
– А с какого рожна мне к вам обращаться, Линдрос? – взорвался в ответ детектив. – Вы что, мать вашу, мой дружок закадычный? Не разлей вода? Черта лысого! – На и без того вечно мрачной физиономии Гарриса было написано выражение нескрываемого отвращения. – И да будет вам известно, я не вызывал окружную полицию. Я уже сказал вам: этот тип, их начальник, прицепился ко мне в следующую же секунду после того, как появился здесь, и развел вонь по поводу того, что я вторгся на его территорию.
