американским коллегам в поисках Берии. Клейн решил, что Киров, который прожил в Вашингтоне год и хорошо знал районы с этническим населением, может принести неоценимую пользу. Он объяснил это президенту, и тот, найдя общий язык с Петренко, разрешил Кирову въехать в страну.
Однако жесткий, ясный взгляд Кирова подсказывал Смиту, каковы истинные причины его приезда. Кирова предала женщина, которую он любил и которой доверял. Ее подкупили неведомые силы, связанные с убийцей, которому удалось ускользнуть от Кирова, и он жаждал возмездия, стремясь восстановить свою честь офицера.
– Как вы собираетесь действовать, Джон? – спросил Киров.
– Мне нужно заехать домой, – ответил Смит. – Как только вы устроитесь, мы сможем отправиться в Дюпон-Серкл.
Поскольку в российском посольстве не было сведений о приезде генерала, Смит предложил Кирову остановиться в его доме в Бетезде, который отныне становился штаб-квартирой по розыску Берии.
– Вы уверены, что обойдетесь без наружного наблюдения? – спросил Клейн.
При всем доверии к опыту и чутью русского контрразведчика он не хотел выпускать Смита и Кирова на улицы без прикрытия. Смит ездил в Хьюстон проверить, не оставил ли Трелор каких-либо следов, но истинным его намерением было потревожить нити паутины, до сих пор связывавшей Трелора с его соучастниками и хозяевами. Продемонстрировав свою готовность начать расследование там, где он жил и работал, Смит надеялся вынудить хозяев Трелора пуститься за ним в погоню… Иными словами, выманить Берию из берлоги.
– Мы не можем позволить, чтобы Берия заметил слежку, сэр, – сказал Смит.
– Господин Клейн, – заговорил Киров, – я понимаю и разделяю вашу тревогу. Но обещаю вам, что с Джоном ничего не случится. У меня есть серьезное преимущество перед теми людьми, которых вы собирались отрядить нам в помощь. Я знаю Берию. Я разоблачу его, даже если он маскируется. У любого человека есть характерные особенности и признаки, которые невозможно скрыть. – Он повернулся к Смиту: – Даю вам слово – если Берия выйдет на охоту и приблизится к вам, мы его возьмем.
Через полтора часа Смит привез Кирова на свое ранчо в Бетезде. Проходя по дому, Киров рассматривал картины, сувениры, предметы искусства народов всего мира. Американец немало попутешествовал на своем веку.
Пока Смит принимал душ и переодевался, генерал устраивался в спальне для гостей. Потом они отправились в кухню. За чашкой кофе они изучали крупномасштабную карту Вашингтона, обращая особое внимание на многонациональный район вокруг Дюпон-Серкл. Поскольку Киров уже был знаком с этим районом, план действий сложился довольно быстро.
– Мы не договаривались об этом с Клейном, – сказал Смит, когда они собрались уходить. – И все же… – Он протянул Кирову пистолет «сиг сойер».
Киров посмотрел на него и покачал головой. Он отправился в спальню и вернулся оттуда с самым обычным на вид зонтиком. Повернув его на сорок пять градусов, он провел пальцем по рукоятке, и из кончика выскочило трехсантиметровое лезвие.
– Я привез его из Москвы, – небрежно бросил Киров. – Клинок смочен ацепромазином – транквилизатором для успокоения животных. Он способен за считаные секунды свалить медведя весом двести килограммов. К тому же, если меня остановит ваша полиция, зонтик не вызовет подозрений. А объяснить, откуда у меня пистолет, будет куда труднее.
Смит кивнул. Ему предстояло сыграть роль приманки, однако непосредственное задержание преступника должен был осуществить именно Киров. Он был рад, что русский не столкнется лицом к лицу с Берией невооруженным.
Смит положил «сиг сойер» в свою наплечную кобуру.
– В таком случае приступим. Я дам вам сорокаминутную фору, потом отправлюсь следом.
Пробираясь по улицам, словно призрак, Киров внимательно присматривался к потоку пешеходов. Как и многие другие районы, расположенные вблизи центра Вашингтона, Дюпон-Серкл был в последнее время реконструирован. Однако среди современных ресторанов и модных бутиков тут и там попадались македонские булочные, магазины с турецкими коврами, сербские лавки, полки которых ломились от старой медной и бронзовой утвари, греческие харчевни и югославские кофейни. Киров понимал, какую тягу к знакомому окружению испытывает человек, вынужденный действовать в чужой стране, даже если он – безжалостный убийца. Смешение множества народов – именно та обстановка, которая должна привлекать Берию. Здесь он мог найти привычную пищу, послушать музыку, под звуки которой вырос, окунуться в знакомую языковую среду. Киров, который отлично говорил на многих славянских языках, тоже чувствовал себя здесь вполне уверенно.
Свернув на открытую квадратную площадку, которую обступали лавки и киоски, Киров уселся за столик с зонтом и попросил кофе. Хорватка, едва говорившая по-английски, записала его заказ. Услышав ее пулеметную перебранку с хозяином, он с трудом сдержал улыбку.
Пригубив крепкий сладкий кофе, Киров рассматривал прохожих, отмечая цветастые блузки и юбки женщин, мешковатые штаны и кожаные куртки мужчин. Если Берия решит прийти сюда, то непременно наденет простой практичный костюм югославского рабочего и, вероятно, кепку, чтобы скрыть свое лицо. Но Киров не сомневался, что узнает его. Опыт генерала подсказывал, что у убийцы есть одна черта, которую не спрячешь, – глаза.
Киров понимал также, что и Берия при удобном случае без труда опознает его. Но у Берии не было никаких причин подозревать, что генерал сейчас находится в Штатах. Главной его заботой было уклониться от встреч с полицией, сколь бы редко ни попадались патрули в этом районе. Вряд ли Берия ожидает увидеть человека из своего прошлого здесь, вдали от родины. Вместе с тем Киров не рассчитывал застать его в ближайшем кафе за порцией макарон. Он мог лишь предполагать, в каких местах бывает убийца, но не имел ни малейшего понятия, где тот находится в эту минуту.
Прикрыв глаза ладонью, Киров следил за непрестанно меняющейся обстановкой вокруг. Он наблюдал также за входами и выходами с площади, откуда появлялись и где исчезали люди. Рассмотрев таблички с указанием рабочих часов на витринах, он сделал мысленную заметку – проверить проходы между заведениями и грузовые дворы.
Если Берия приехал в Вашингтон заниматься своим кровавым делом, именно в этом районе он будет чувствовать себя спокойнее всего. Это может внушить ему ощущение превосходства, а самоуверенный человек нередко бывает слеп.
В километре от места, где Киров устроил засаду, Иван Берия открыл дверь своей трехкомнатной квартиры на верхнем этаже дома, в котором сдавалось на короткий срок жилье для проезжих «белых воротничков».
Перед Берией стоял водитель «Линкольна», крупный молчаливый мужчина с носом, сломанным в нескольких местах, и изуродованным левым ухом, похожим на кочан цветной капусты. Берии уже доводилось встречать таких людей. Скрытные, всегда готовые к энергичным действиям, они были идеальными курьерами для своих хозяев.
Жестом пригласив его войти внутрь, Берия запер дверь и взял конверт, который протягивал ему водитель. Разорвав его, он быстро пробежал глазами записку, написанную на сербском. Отвернувшись, он улыбнулся себе под нос. Хозяева всегда недооценивали число людей, которых потребуется убить. Берия уже выполнил заказ на ликвидацию российского охранника и американского ученого. Теперь ему предстояло убрать еще одного.
Вновь повернувшись к водителю, он сказал:
– Снимок.
Водитель молча забрал записку и подал фотографию Джона Смита, снятую скрытой камерой. Смит смотрел прямо в объектив, на его лицо не падали тени, разрешение было очень хорошим.
Берия задумчиво улыбнулся:
– Когда?
Водитель протянул руку за фотографией.
– В самое ближайшее время. Вы должны быть готовы отправиться на дело, как только вам позвонят. – Он вскинул брови, ожидая дальнейших расспросов, но Берия покачал головой.
Когда водитель ушел, Берия вернулся в спальню и вынул из сумки цифровой спутниковый телефон.
