После всего. третья книга стихов (посмертная)

Здесь так тихо, так просто, так ясно,
Но так трудно томиться и ждать.
И в мой город — чужой и прекрасный —
Я в июле вернусь умирать.

Там, в палате знакомой больницы —
Примиренье с нелегкой судьбой.
Мне ночами настойчиво снится
Койка белая, номер шестой.

И проснувшись, — вдали от Парижа —
В розовеющей мгле поутру
Я, вглядевшись, отчетливо вижу
Свой тяжелый, уродливый труп.

8-IV-40

Шартр

«Где-то пробили часы…»

Где-то пробили часы.
— Всем, кто унижен и болен,
Кто отошел от побед —
Всем этот братский привет
С древних, ночных колоколен.

Где-то стенанье сирен
В мерзлом и мутном тумане.
Шум авионов во мгле,
Пушечный дым на земле
И корабли в океане…

— Господи, дай же покой
Всем твоим сгорбленным людям:
Мирно идущим ко сну,
Мерно идущим ко дну,
Вставшим у темных орудий!

3-XI-40

«Войной навек проведена черта…»

Войной навек проведена черта,
Что было прежде — то не повторится.
Как изменились будничные лица!
И всё — не то. И жизнь — совсем не та.

Мы погрубели, позабыв о скуке,
Мы стали проще, как и все вокруг.
От холода распухнувшие руки
Нам ближе холеных, спокойных рук.

Мы стали тише, ничему не рады,
Нам так понятна и близка печаль
Тех, кто сменил веселые наряды
На траурную, черную вуаль.

И нам понятна эта жизнь без грима,
И бледность просветленного лица,
Когда впервые так неотвратимо.
Так близко — ожидание конца.

12-I-41

Шартр

«Просыпались глухими ночами…»

Просыпались глухими ночами
От далекого воя сирен.
Зябли плечи и зубы стучали.
Беспросветная тьма на дворе.

Одевались, спешили, балдели
И в безлюдье широких полей
Волочили из теплой постели