совершенно деревянная мысль. А еще пришли слова, которые я беззвучно бормотал, едва шевеля губами и не отдавая себе отчета в том, что они значат. Если бы я хоть что-то соображал, я бы удивился, как легко они складываются.
По ту сторону микрофона раздался какой-то шум, вскрик, удары, шуршание, скрежет. Потом вернулся голос:
– Пять.
Ульфур вскинул руку с пистолетом – и, продолжая смотреть на меня, выстрелил в Хайяма…
Потом они повернулись и ушли. Дверь закрылась, и стало почти темно.
Здесь у меня спасительный провал в памяти. Я не помню, кто как себя вел, что говорил и что делал. Ну, сами представьте себя на нашем месте… хотя это, наверное, невозможно. Вот только что рядом с тобой случилось две смерти, два убийства, но убили друзей, убили не тебя… скажи честно, ты сможешь сдержать радость? Облегчение хотя бы? Убитые сразу оказались где-то далеко-далеко…
Нет, кое-что я все-таки помню. Помню, что Илья умер сразу, потому что крови под головой было совсем мало, а Хайяму пробило шею, и он истек кровью, и Артур пытался ему что-то пережать, заткнуть… он сам был потом весь в крови с головы до ног. Я помню Патрик, которая сидела под стеной, сжав колени локтями и пытаясь ладонями закрыть себе и уши, и глаза, и рот… я ее тронул, и она дернулась, как от удара током. А Валя была как-то нечеловечески спокойна, только все время отрицательно покачивала пальцем: я что-то забыла, я что-то забыла, но я обязательно…
Потом я, Джор и Артур отнесли убитых в дальний конец коридора, а когда вернулись – Вика, рыдая, пыталась какой-то тряпкой стереть кровь с пола, и я почему-то закричал на нее: не смей этого делать! Не знаю почему. Она смотрела на меня круглыми глазами и даже не истерила, настолько непонятным был для нее мой поступок. А я откуда-то знал, что если мы сейчас сотрем следы, то потом ничего не вспомним. Откуда я мог это знать?..
Нет, ерунда. Ничего я не знал. Просто сам этот жест: побыстрее затереть, уничтожить следы смерти наших товарищей – показался мне… нет, слова не подберу… то ли трусливым, то ли хамским… в общем, неправильным.
А может, мне просто хотелось наорать на Вику.
Из-за этого мы снова чуть было не подрались с Артуром.
В общем, все было плохо. И могло стать только хуже.
Тут еще погас свет…
Вспомнил: когда Вика терла пол, она проклинала Маринку за идиотское упрямство, она жизнями нашими готова пробросаться, партизанка, сволочь… И я то ли не расслышал слов, но понял, что Вика опять взялась себя по-гадски накручивать, то ли как раз расслышал, взбеленился, но наорал про другое – про то, что меня хуже всего взбесило: парни еще коченеть не начали, а их уже стирают с доски. К тому же Хайямовой курткой…
Маринка тем временем лежала в отключке. При этом она странным образом видела саму себя – как бы из-под потолка, видела сидящего в задумчивости Волкова, видела стены и видела то, что находится за стенами, – смутно, но видела. Она даже сумела рассмотреть путь наружу: через соседнюю маленькую комнатку, потом по лестницам, потом подземный бункер с рядами клеток, потом снова лестница, но уже вверх – и усеченная бетонная пирамида выхода с тяжелой наклонной дверью…
– Хватит, – поднял голову Волков. – Хватит, я сказал!
Он ударил ладонью по стальному столу так, что тот загудел, как колокол. Щит, закрепленный на нем под раструбом ультрафиолетового прожектора, добавил в гудение свою ноту.
Лиловая мерцающая искра, которая все это время металась по лабиринту – а лабиринтом, очень сложным, была почти вся выпуклая поверхность щита, на какое-то время остановилась, как бы прислушиваясь к происходящему.
(«Ты знаешь, что это?» – «Нет». – «Это душа моего отца». – «Как она попала сюда?» – «В момент смерти; это очень злое и подлое колдовство, я не хотел бы о нем говорить». – «Что же с ним случилось, с вашим отцом?» – «Ему отрубили голову – этим самым щитом, острой кромкой. А потом ему отрубили ноги и сожгли, чтобы он не смог выйти из могилы. Очень практичный оказался ход: когда я спустился в Нижний мир, я не смог вывести отца, хотя нашел его и даже почти говорил с ним…» – «Почти говорил? Это как?» – «Побываешь в Нижнем мире – поймешь. Если ты мне поможешь, я тебя научу».)
– Вставай, – сказал Волков. – Время уходит. Тебе оно нужнее, чем мне.
Маринка поднялась. Тело было чужое.
– Ты действительно не знаешь стафы, – сказал Волков. – Это удивительно, но это правда. Тогда у нас остается единственный выход: ты отправляешься в Весиалюэ, к колдуньям. Узнаешь у них заклятие и приносишь мне. Тогда можете все убираться к мамочкам. Если не приносишь, то ровно через сутки я прикажу начать убивать этих твоих приятелей – скажем, по одному в час. Причем каким-нибудь веселым способом. Прикажу отдавать их волкам. Что скажешь?
– Что такое Весиалюэ? – мрачно спросила Маринка.
– Преддверие Похьйоллы, если тебе это что-то говорит. Место за краем, но все-таки очень близкое к нашему миру. Туда можно попасть просто по рассеянности…
– Туман?..
– Да-да. Умница. Туман образуется там, где граница истончается до толщины волоса.
– Понимаю, понимаю… Почему я? Почему не кто-то из ваших подручных?
– Потому что ты, деточка, – очевидная потомственная колдунья. Изобразишь возвращение заблудшей – они и растают. Ах да, я не сказал: Весиалюэ населена исключительно ведьмами. Бабье царство. Тебе понравится.
– Как я его найду?
– Дам проводника.
Маринка медленно кивнула, как будто прислушиваясь к тихому голосу внутри себя.
– Мне нужно взять кого-то из своих, – сказала она.
– Зачем?
– Не знаю. Чувствую.
– Интересно… Да, похоже, я всецело прав относительно тебя. Ты колдунья по рождению, и ты становишься колдуньей по сути. Тебя мамочка ничему такому не учила?
– Наоборот, – сказала Маринка. – Запрещала.
– Что ж, тоже способ. Даже более эффективный, пожалуй… Хорошо, одного возьми. Это должен быть мужчина?
– Кажется… кажется, да. Да.
– Выбирай.
– С которым мы… с которым нас…
– Неплохой выбор. Шарп!
Так я оказался перед Волковым. Он какое-то время смотрел на меня, как большой ученый на таракана, представляющего ограниченную научную ценность.
– Любопытно, – сказал он некоторое время спустя. – Очень любопытно… А что, молодой человек, если тут у нас все закончится хорошо – не хотел бы ты поработать у меня? Не как эти… – Он качнул головой в сторону Шарпа и пары выворотней, которые меня привели. – На хорошей интеллектуальной и очень интересной работе? За очень приличные деньги?
– После того, что?.. – начал я. Честно говоря, Волков меня ошеломил этим предложением. Едва ли не больше, чем ошеломило все остальное, вместе взятое.
– А почему нет? – удивился Волков. – Я, в отличие от остальных
И, повернувшись к Шарпу, сказал:
