выканючивает игрушек. Не ноет.
Мечта!
Но многие почему-то активно сочувствовали…
Максим Леонидович настаивал на устройстве званого домашнего обеда – «в самом узком кругу!» – буквально только родственники, друзья и соседи. Вита к этой идее относилась скептически, но папе очень хотелось представить близким внезапно обретённого внука и, с некоторой опаской, зятя (до штампа в паспорте ни у Виты, ни у Адама руки всё никак не доходили), – поэтому Вита, с одной стороны, уступила, с другой – нажала, Адам что-то отменил, что-то сдвинул, они торжественно приехали в назначенный воскресный день, четверть часа чинно посидели за столом, а потом Адам с Кешей полезли на крышу, где академик недавно установил телескоп, а Вита спряталась от гостей в своеобразном «скворечнике» на балконе.
И ненароком подслушала примечательный разговор.
– Нет, ты только представь, ребёнок – телепат! Ребёнок – телепат! Это же ужас что такое!
– Да-да, и он абсолютно всё понимает. Ты ему говоришь, как положено, а он понимает, как на самом деле. Кошмар!
– Как его вообще можно воспитывать? Вот как они ему будут объяснять, что курить нельзя?
– Да, а ещё эти новые наркотики, которые вроде и наркотики, но намного опаснее для детей.
– И про секс! А что если он возьмёт и спросит, откуда появляются дети?
– Главное – ему всегда надо говорить только правду. Я этого вообще не понимаю! Как так можно? Это же искалечить ребенку психику навсегда!
– А как он потом будет жить в нормальном мире? Как он со сверстниками будет общаться? Не будут же они всю жизнь держать его в аквариуме?
– Ну, мы же с вами прекрасно знаем, бывает всякое…
Вита ещё некоторое время терпеливо слушала искренние и сочувственные сетования на ужасную жизнь посреди голой правды. Не хотелось вылезать и ставить собеседниц – хороших, между прочим, женщин – в идиотское положение, поэтому она сосредоточилась и представила себе, как на балконе появляется Кеша, несколько раз прыгает с потолка на стенку, а потом вверх тормашками делает стойку на перилах. Послушный ребёнок не заставил себя ждать. Женщины с воплями ужаса попытались стащить его вниз – проще поймать шмеля одним пальцем, – а потом побежали за помощью.
Вита выбралась из скворечника, и счастливый Кеша прыгнул ей на руки.
И вот тут они, естественно, навернулись. Когда прибежала толпа спасателей, они всё ещё лежали на полу и хохотали. И пока их поднимали, осматривали и ощупывали, а потом отряхивали и обтирали влажными полотенцами («Вита, доченька, ну когда же ты наконец повзрослеешь?!»), они продолжали хохотать. Так что на всякий случай их увели в дальнюю комнату – передохнуть перед намечающимся торжественным мероприятием, которым Максим Леонидович намеревался увенчать сегодняшний праздник.
Конечно же, это был секрет, и конечно же, все до единого о нём знали и под большим секретом рассказывали друг другу, шёпотом и с оглядкой. Каким-то чудом тайну удалось сохранить от Кеши и Виты. Даже Адам оказался в курсе дела и не предупредил жену исключительно по рассеянности.
Итак, все, перешёптываясь и тихонько хихикая, собрались в гостиной, разобрали бокалы с вином, рюмки с ликёром, фужеры с коньяком. Лионелла Максимовна зажгла свечи и опустила шторы. Посреди комнаты поставили невысокий столик, накрытый тканью. Под тканью угадывался продолговатый предмет размером с большую длинную шкатулку. «Неужели папа таки научился показывать фокусы?» – мельком подумала Вита, приостановившись на пороге. Кеша, прекрасно знавший, кто нынче герой дня, проскакал мимо и замер в ожидании подарка.
Ткань с шелестом соскользнула. Кеша пискнул. Вита взялась за голову.
Максим Леонидович торжественно поднял это орехово-изящное тёмно-медовое создание, приложил к плечу, вскинул белую шпагу смычка – и в воздухе повис ровный, как луч света, вибрирующий звук.
– Моё! – завопил Кешка, разом утратив все воспоминания о приличиях.
– Конечно, твоё, Кешенька, – радостно подтвердил академик, протягивая ему скрипку. – Пойдём, я тебе покажу, как на ней играть…
Гостей они с собой не взяли. Вита могла бы качнуть права и навязаться, но не стала. Она в раннем детстве тоже очень хотела учиться, промучилась четыре года в музыкальной школе и до сих пор твёрдо помнила гамму до мажор.
Издалека стали доноситься звуки. Поначалу все понимали, когда скрипку берёт академик, а когда маленький эрхшшаа, но вскоре – и как-то очень уж вскоре – душераздирающий скрип прекратился, хотя исполнитель по-прежнему угадывался легко: ни в одной музыкальной школе не научили бы извлекать из струн такие звуки.
А потом всё смолкло. Вита отправилась на разведку.
Дед и внук, до крайности смущённые, сидели на маленькой софе в кабинете академика, бок о бок, но не глядя друг на друга. Котёнок потирал лапкой щёку.
На ковре, полуприкрытые распушённой прядью конского волоса, лежали останки скрипки. Две струны уцелели, но острые Кешкины когти почти перебили гриф и оставили глубокие борозды на корпусе.
– Она такая кр-р-расивая – и такая некрепкая! – несчастным голосом сообщил Кеша. – Совсем-совсем некрепкая. Даже хуже, чем те крррасивые барабаны…
Да уж. Красивые барабаны кончились непосредственно в магазине, и это больно стукнуло по семейному бюджету.
– Железную, – с трудом произнесла Вита. – Пап, ты слышишь? Железную, по спецзаказу. Кованую. У тебя есть знакомый кузнец?
