И как бы в ответ на эту глупость в дверь постучали.
– Заходи, – сказал Адам.
Кеша не то что не спал, но был уже и одет-то по-уличному: просторные белые штаны и бесформенная ветровка с капюшоном. На ремне через плечо болтался зачехлённый горн. Котёнок доковылял до кровати и осел на пол, привалившись спиной к ногам Адама.
– Ты слышал что-то? – спросила Вита. – Видел?
Кеша молча покачал головой. Вита вдруг подумала, что впервые в жизни видит его таким вот… беспомощным, что ли…
Даже тогда, в самолёте…
Загудел телефон.
Вита только с третьего раза смогла поймать трубку.
Это был Ирришарейт.
– Сестра моя Вита? – спросил он на эрхшшаа. – Тебе очень плохо?
– Да, да… – простонала она – то ли по-русски, то ли по-кошачьи, то ли мысленно. – Да, очень, мой брат.
– Я должен вас увидеть, – сказал Ирришарейт. – Сейчас. Быстро.
– Что происходит? – спросила Вита. – Это то, чего мы боялись?
– Нет, – сказал Ирришарейт. – Этого мы ещё не боялись…
Глава девятнадцатая
Солнце, наверное, висело за спиной, но сквозь дым не видно было ни черта. Полковник шёл по траншее, не пригибаясь – не из бравады, а потому, что боялся: стоит наклониться – и распрямиться уже не удастся. Он вообще не понимал, как до сих пор держится.
И как держится Легион…
Сколько было атак? Десять, двенадцать? Около того. Опять же, что считать атакой. Всё слилось.
Что было раньше: когда шальная граната подожгла фуру с патронами и в тылу началась беспорядочная пальба, и только какое-то чудо удержало людей в окопах, чудо и сам Стриженов, размахивающий пистолетом в единственной руке и хрипло орущий: назад, назад, назад, это не обошли, это рвутся патроны в огне, – или когда нападавшие вклинились между Легионом и гвардейцами, «эхсперантисты» выбили их, но погиб Гофгаймер – единственный, кто знал достаточно языков, чтобы этими ребятами командовать? Оба раза останавливалось сердце… Но патроны быстро подвезли ещё и ещё, патронов было завались, а теперь Стриженов просто шёл мимо парней из «интера», похлопывая по мокрым дымящимся спинам, говоря какие- то ободряющие слова на русском и на английском, его понимали, но как быть дальше, он не представлял. Командование остатками роты по горячке боя взял на себя сержант Кристиансен, раненый в самом начале, ещё утром – осколок на излёте вонзился ему в глаз, и сейчас он ходил в косой промокающей повязке, из-под которой пучками торчали грязные слипшиеся волосы. Глаз вытек, сказал он Стриженову, жалко, хороший был глаз. Глаз действительно был хороший, голубой, почти кукольный…
Пусть будет Кристиансен, ничего лучше этого не приходит в голову.
Наверное, уже с полчаса было тихо.
Полковник свернул направо, в ход сообщения, ведущий к пулемётному гнезду. Кристиансен свернул было за ним, но полковник остановил его:
– Будь при ребятах, Адольф. Мало ли что…
Ход был полузасыпан, похоже, по гнезду артиллерия гвоздила прицельно – насколько это было в её силах. Оскальзываясь на булыжниках и глине, помогая себе рукой, он перебрался через один завал, через другой, потом плюнул и выбрался наверх.
– Товарищ полко… – возмущенно начал Чигишев, но полковник его оборвал:
– Молчать, сержант.
– Есть…
Пригнувшись, полковник побежал к брустверу, порученец, сопя, топал позади, и, на миг оглянувшись, Стриженов оторопел: Чигишев как будто ловил его: бежал, широко расставляя ноги и растопырив в стороны руки. Потом дошло: парень так вот нелепо пытался его прикрыть – сразу со всех сторон…
Он сделал вид, что ничего не заметил.
Из четверых пулемётчиков уцелел один – как на зло, финн, знающий только с десяток международных выражений. Помятым котелком он вычерпывал со дна окопа гильзы и выплёскивал за борт. Двое были ранены, аккуратно перевязаны, уколоты и положены в тенёк, а один, долговязый сержант-румын, безоговорочно убит: пулей точно между густых бровей.
При виде командира пулемётчик отставил котелок, не без труда выпрямился и с характерным вывертом ладони отдал честь. Потом что-то доложил.
– Молодец, – сказал Стриженов, пытаясь вспомнить имя парня. Пертти?.. или Пентти? В общем, Петя, но… как же правильно… а, есть! – Молодец, Пиетари. Отлично.
Солдат, похоже, согласился с тем, что он молодец, но жестом выразил, что один он тут не справится. Полковник не мог не согласиться.
– Дима, смотайся живо до сержанта, пусть пришлёт сюда одного человека. Лучше, конечно, чтобы понимал по-фински, но… в общем, как получится. Да, и!.. – рявкнул уже в спину; порученец испуганно остановился. – Только по траншее, никаких наверх, понял?
