– Царь Далмат, – наконец почтительно продолжил Иван, – али ты меня не помнишь?
– А? Кто? – Царь потянулся и потер глаза руками. – Ванька! Ты, что ли?
– Я, – заулыбался Иван, – я, царь-батюшка!
– Экий ты прыткий! – покачал Далмат седой головой. – А я уж думал, ты все, с концами! Я-то вишь как, – он скорбно пожевал губами, – на старости лет да в полон попал. И к кому! Не к ворогу какому, а к своему же приятелю давнишнему, Елисею-царю!
Ваня хотел было рассказать, что царь Елисей тут ни при чем, но предпочел сразу перейти к делу. Он взял у Пересвета четыре молодильных яблока и кувшинец с живой водой и протянул их царю:
– Отведай, батюшка! Все, как ты просил, заслужил я у владыки Кусмана!
– Да неужто добыл-таки? – не поверил царь.
– Добыл, – кивнул Ваня, – да ты пей, пей!
Далмат взял в руки кувшинец о двенадцати рылец и, смеясь, как ребенок, осторожно понюхал воду. Посмотрел на Ивана:
– Неужели и впрямь живая вода?
– Живая и есть, – уверил тот, – да ты пей, батюшка!
Царь охнул, еще раз понюхал, тронул пальцем, облизал его и вдруг, резко выдохнув, жадно припал к кувшинцу. Выпил едва ли не половину, затем вспомнил, что надо еще умыть глаза и, налив из самого нижнего рыльца себе воды в ладони, ополоснул лицо. Крякнул по-молодецки:
– Эх, хороша водица, жаль, мало! Теперь закусить бы!
Он взял золотое яблочко и засунул его целиком в рот. Сжевал с хрустом, взял второе, съел, даже огрызка не оставил. Третье Далмат ел уже не спеша, явно наслаждаясь вкусом, обсосал все семечки и, подержав немного на ладони, проглотил и их. К четвертому яблоку царь и вовсе долго примеривался, смотрел на него, причмокивал губами, оглаживал пальцами. Вдоволь налюбовавшись, он откусил от него кусок и проглотил не жуя. Оставшееся он доедал мучительно долго, тщательно разжевывая каждый кусочек и что-то пришептывая. Наконец с яблоками было покончено, и царь Далмат, довольно вздохнув, допил из кувшинца остатки воды.
– Вот так вот! – Он похлопал себя по животу. – Эх, хорошо, жаль только мало!
– И чего? – помимо воли вырвалось у Вани.
Царь посмотрел на него недоуменно:
– А чего дальше? Покушал – и на бочок!
– На какой еще бочок? – изумился Иван. – А молодеть ты, царь-батюшка, собираешься или нет?
– Отчего мне молодеть надобно? – не понял Далмат. – При такой-то жизни не то что молодеть, помрешь раньше сроку.
– Так яблоки же, – запротестовал Ваня, – молодильные-то! И вода живая!
– Это как это живая? – сонно спросил царь. – Что ж ты раньше не сказал!
– Да я сказал вообще-то, – осторожно проговорил Иван, глядя на царя с изумлением, – и про яблоки молодильные, и про воду. Вы же меня за ними и посылали!
– Я посылал? – удивился Далмат. – Да, точно… Ишь, память-то у тебя какая! Ну, молодильные так молодильные, я не возражаю. А теперь баиньки.
– Как это баиньки! – едва не закричал Ваня. – Почему это баиньки! Я тебе, царь-батюшка, службу сослужил, яблоки и воду достал, а там уж твое дело – молодеть или нет. А только птицу-огнецветку ты мне отдай!
– Какой ты сердитый, – огорчился Далмат, – да забирай ты свою птицу на здоровье, нужна она мне больно. И дочку еще прихвати в придачу, толку-то с нее…
– Нет уж, царь-батюшка, – усмехнулся Иван, – дочку ты свою, пожалуй, себе оставь, а мне огнецветку отдай, да так, чтобы клетка не зазвенела и по всему дворцу перезвон не пошел.
– Эх, не жалеешь ты старика, – заохал царь.
Но все-таки встал и подошел к серебряной клетке, в которой сидела чудо-птица и, по всей видимости, крепко спала. Не спеша вытащил из-под клетки золотую дощечку, от которой расходились тонкие, как волос, нити. Перерезал одну за другой и протянул клетку Ивану:
– На уж, владей. Заслужил.
– Спасибо тебе, государь! – низко поклонился Ваня. И не удержался все-таки, спросил: – Царь-батюшка! А молодеть-то когда будешь?
– Утро вечера мудренее, – неопределенно ответил царь, – с твоего позволения…
Он грузно взгромоздился обратно на свое ложе и мгновенно захрапел пуще прежнего. Ваня постоял, посмотрел на него и обернулся к своим молчащим до сих пор спутникам:
– Пойдем, что ли?
– Куда идти посередь ночи! – хмыкнула Веста. – Все равно, если нас раскроют, не скрыться от расправы. Так что останемся здесь до утра, чай, до рассвета никто не решится нас жизни лишать. Ты как думаешь, Пересвет?
Пересвет пожал плечами:
– Делай, как считаешь нужным.
