Совсем пропадаю…
— Вчера ты себя прекрасно чувствовала, насколько я успела заметить, — отозвалась Елена Павловна с сарказмом.
И тут же отшатнулась, потому что девушку вдруг стошнило. Поморщившись, графиня отступила подальше, наблюдая за Варей с брезгливым любопытством. Она не раз слышала о подобных неприятностях беременности, но воочию видела впервые. Жена ее брата всегда прекрасно чувствовала себя, когда находилась в таком положении. Или, по крайней мере, была достаточно хорошо воспитана, чтобы не позволять себе подобных выходок на глазах у посторонних. Но от простой девки чего ждать?
— Ой, барыня, сглазили вы меня, — простонала Варя. — К вечеру как начало меня полоскать, так до сих пор маковой росинки в рот взять не могу…
Это признание отозвалось в душе Елены неожиданной тревогой о ребенке: родится ли малыш здоровым, если мать ничего не ест? Она даже испугалась этого беспокойства: «Да мне-то что до этого? Разве я приняла решение насчет этого младенца? Ничего подобного! Это просто дикость какая-то: Владимир прижил его с гулящей девкой, а я должна воспитывать?!»
Правда, насчет того, что она «должна», речи не шло, и Елена вынуждена была признать это. Муж просто подсказал ей самый достойный выход из создавшегося недостойного положения, им же самим и созданного. Она могла либо проявить высшую степень благородства, приняв ребенка своего мужа, как родного, либо очертить границу между тем прошлым, в котором были любовь и счастье, и будущим, в котором ее ожидало только одиночество и холодная старость…
И, глядя на корчившуюся под забором девушку, Елена Павловна все отчетливее понимала, что вынуждена принять решение прямо сейчас, пока эта дурочка не загубила дитя, чем попало питаясь и не следя за своим здоровьем. На миг закрыв глаза, графиня представила несчастное, но такое красивое лицо мужа. «Разве я могу отказаться от этого человека? Нет, ни за что на свете! Он хочет быть со мной, он раскаивается. Как же я могу оттолкнуть его? И ради чего? Чтобы он вернулся к этой девке?!»
— Иди за мной! — сказала она громко, чтобы Варя услышала сквозь приступы дурноты.
Что-то простонав, девушка попросила ее «обождать маленько» и тщательно утерлась лопухом. Потом сорвала лист смородины и пожевала его, пытаясь перебить отвратительный запах. Стараясь держаться поодаль, Елена Павловна провела Варю в дом и велела ей сесть в кресло. «Если уж она лежала в моей постели, почему бы не посидеть в моем кресле?»
Робко присев на край, девушка уставилась на графиню с нескрываемым страхом.
— Сними платок, — приказала Елена Павловна. — Ты так стянула шею. Немудрено, что тебе делается дурно…
Варя немедленно стянула с головы платок, предоставив хозяйке лицезреть блестящие темные волосы, собранные в толстую косу. Скомкав тряпицу, она опять робко взглянула на графиню.
— Что со мной теперича будет, барыня? Выпорют али в дальнюю деревню сошлют?
— Ни то и ни другое, — отрезала Елена Павловна. — Ты поедешь со мной.
— Куда? — еще больше испугалась Варя.
— Не важно. Мы отправляемся немедленно. Пока я не передумала…
Девушка подскочила:
— Так я… папеньке сказать…
— Сидеть! — прикрикнула графиня. — Твоему отцу сообщат. Не так уж он заботился о тебе, раз ты выросла такой…
Елена выразительно опустила последнее слово, но Варя его поняла. Закусив кончик платка, она прошептала:
— И с маменькой проститься нельзя?
— Нельзя.
«Сбежишь еще, — подумала Елена. — Хотя, может, это было бы лучшим выходом для всех…» Но она уже приняла решение, которое далось ей нелегко, и менять его не собиралась.
Варя всхлипнула;
— Вы погибели моей хотите? Голубушка Елена Павловна, отпустите вы меня, Христа ради! Век за вас буду Господа молить!
— Да успокойся ты, — устало отозвалась графиня. — Не хочу я тебе зла. И не причиню. Но со мной ты все равно поедешь.
В свое имение Родники графиня Петровская наведывалась реже, чем в Дубровку, принадлежавшую мужу. Ее родовая вотчина находилась совершенно в другой стороне, к северу от Москвы, и самой Елене Павловне казалось, что там и климат посуровее, и природа не так хороша. Но Варю она решила увезти именно туда. Да, собственно, и везти-то больше было некуда, не в Петербург же тащить любовницу мужа, всему свету на смех!
Уже в дороге Елена ужаснулась тому, что сделала. Решение забрать Варю с собой, чтобы потом воспитывать ее ребенка, было принято ею словно в горячке. Графине и самой казалось, что она еще не успела хорошенько обдумать все, взвесить все «за» и «против», которых набиралось достаточное количество. В момент принятия решения Елена Павловна руководствовалась лишь одним: муж будет счастлив. И ей показалось, что этого вполне достаточно.
Теперь же, в пути, настороженно поглядывая на забившуюся в угол кареты девушку, Елена Павловна думала о муже с прежней обидой: «А много ли его заботило мое счастье, когда он забавлялся в постели с этой… Когда он страстно ласкал ее пышную грудь… Может, его волновало то обстоятельство, что она носит под сердцем его ребенка? Он так давно хотел этого».
И опять все сводилось к тому, что ребенок просто необходим Елене, если она хочет вернуть любовь мужа. Владимир божился, что его любовь принадлежит ей безраздельно, однако то, что графиня видела своими глазами, заставляло ее сильно сомневаться в искренности его слов.
— Тебя не мутит больше? — холодно поинтересовалась она у Вари. — Если почувствуешь приступ, лучше предупреди заранее.
— Хорошо, барыня, — выдавила девушка, не поднимая глаз.
— Зови меня Еленой Павловной. Я не люблю, когда меня называют барыней.
Варя только кивнула и закусила губу. Видно было, что она себе места не находит от страха. Для ее спокойствия следовало бы посадить ее в повозку, вместе с горничной Глашей, но Елена опасалась, что девушки сговорятся и Варе удастся сбежать по дороге. В ее положении вредно волноваться, поэтому Елена Павловна постаралась внушить Варе, что ее жизни ничто не угрожает.
— Ты просто поживешь со мной в Родниках. Под присмотром будешь.
«Пусть думает, что это я от ревности, чтобы Владимир снова не наведался к ней, — решила графиня. — Лишь бы не заподозрила, что я намерена отобрать у нее новорожденного… Не то еще взбунтуется да сбежит! Говорят, у простых баб тоже проявляется материнский инстинкт, хотя верится в это с трудом!»
— Когда у тебя срок родин? — спросила Елена Павловна, пытаясь вовлечь девушку в разговор.
— В конце зимы мне… К Масленице, должно, рожу.
«Значит, сейчас у нее срок месяца три, четвертый, — подсчитала Елена. — Вот негодяй! Как давно это продолжается. И все это время он писал мне, что тоскует, места себе не находит. Расписывал, как ждет меня, каким неземным счастьем станет для него мое возвращение… Да, велико было счастье! А если б подлец Тимошка не загулял в дороге, я бы так ничего и не узнала… Как же Владимир намеревался сообщить мне об этом ребенке, если хотел забрать его себе? Выдал бы за подкидыша? Корзину с младенцем подсунул бы, чтобы я сама нашла его? Все могло статься. И тогда он обманывал бы меня всю оставшуюся жизнь».
С новой силой вспыхнувший гнев заставил графиню высунуться из окна дорожной кареты. Свежий ветер приятно остудил лицо. Елена увидела, что они как раз проезжают имение Трипольского. В окнах его дома горел свет, и Елене Павловне вдруг нестерпимо захотелось окунуться в совершенно другую, более привычную ей атмосферу легкого флирта, остроумных разговоров, галантных мужчин…
«Почему бы не заглянуть к нему? — подумала она, кусая губы. — Ничего предосудительного, просто заеду проведать соседа, перед тем как надолго покинуть эти места. Что в этом неприличного?»
