Впрочем, все красноречие следователя было бесполезно. Дьюлуфе и не думал теперь о том, что могло или не могло ему повредить. Его грудь была сжата, как в тисках.
— Я начинаю — продолжал следователь. — Не спешите с ответами, обдумывайте хорошенько, у вас есть время… Вы принадлежите к шайке, носящей имя «Парижские Волки», не правда ли? Это неоспоримо, и я иду далее. Ведь это правда? Вы принадлежите к этой шайке?
— Да, — отвечал Дьюлуфе.
— Глядя на вас, — продолжал Варнэ, — я не вижу на вашем лице печати преступных инстинктов, и я готов верить, что вы не раз были увлечены гораздо далее, чем хотели.
Голос следователя принял ласковое, дружеское выражение. Это обмануло грубую, но наивную натуру Дьюлуфе.
— О! Да, это правда!
— Вы слабы… О! Слабость ведет далеко… И я уверен, что в вашу душу уже проникло раскаяние…
Как ни был ограничен ум Дьюлуфе, но это преувеличенное снисхождение изумило его. К чему следователь не приступал прямо к делу? Слово «раскаяние» звучало фальшиво в его устах. К тому же он, Дьюлуфе, не произнес ни одного слова, которое могло бы дать повод к подобным заключениям.
Следователь не спускал глаз с его лица. Очевидно, он пытался прочесть там впечатление, произведенное его словами.
— Вы были очень виновны, Дьюлуфе, — сказал он. — Само ваше стремление скрыться от розысков правосудия доказывает, что вы вполне сознавали лежавшую на вас огромную ответственность…
— Черт побери! — пробормотал Дьюлуфе, которым начинало овладевать глухое раздражение. — Уж не надо ли было мне самому лезть в лапы жандармов?
— Не говорите так. До сих пор ваше поведение было прилично, не заставляйте меня отказаться от доброго мнения, которое я составил о вас. Друг мой, мы хорошо знаем, что значит увлечение. Без сомнения, дурные советы увлекли вас на путь зла, привели на край бездны, в которую вы готовы упасть. Расскажите мне о первых годах вашей жизни…
— Я страдал, — сказал отрывисто Дьюлуфе, — я страдал, когда я был мал, я страдал потом, я страдаю и теперь… Вот моя жизнь. Она очень проста.
— Это очень печально, — заметил Варнэ, — но, скажите мне, не пытались ли вы когда-нибудь вернуться к добру?
— К добру! А я знаю, что это такое? Я знаю только каторгу и трущобы больших городов. Разве это путь к тому, что вы называете добром?
— Прежде всего надо отказаться от дурных знакомств, которые вас соблазняют на преступления.
— У каждого свои друзья. Я не хочу бросать своих.
— Согласен. Но можете ли вы называть друзьями людей, которые, подобно Бискару, сделали вам столько зла?
Дьюлуфе поднял голову и его взгляд встретился со взглядом следователя.
— Бискар умер! — сказал он твердо.
— Вы думаете? — спросил следователь, снова перелистывая бумаги. — Вы твердо в этом уверены?
— Бискар умер! — повторил Дьюлуфе.
Варнэ вздохнул.
— В таком случае, — сказал он, — бесполезно сообщать вам некоторые факты, которые, мне кажется, должны интересовать вас… Они, в таком случае, основаны на клевете…
— Факты… интересные для меня?…
— Да… впрочем, я сообщу их вам… Может быть, узнав содержание одной из этих бумаг, вы будете не так уже уверены в смерти Бискара. Желаете послушать?
— Разве я свободен?
Следователь, казалось не расслышал этой логичной фразы и продолжал.
— У вас была любовница, которую звали «Поджигательницей»?
Смертельная бледность покрыла лицо Дьюлуфе и его руки судорожно сжались.
— Да, — отвечал он.
— Вы знаете, что она умерла?
Дьюлуфе утвердительно кивнул головой.
— Умерла в страшных муках, — продолжал следователь. — Но вы не знаете, без сомнения, что перед смертью к ней вернулось сознание и она рассказала, каким образом произошел случай, стоивший ей жизни…
Дьюлуфе не пошевелился.
— Я сказал — случай… Это выражение не совсем точное, так как эта женщина стала жертвой ужасного преступления, такого ужасного, что, несмотря на ее преступность, я невольно чувствую к ней жалость… Мне говорили, что вы ее очень любили?
— Это правда! — сказал хриплым голосом Дьюлуфе.
— Слушайте же. Я зачитаю сейчас показания, которые дала эта несчастная за несколько минут до своей смерти…
Секретарь взял поданную ему следователем бумагу и начал читать ровным, монотонным голосом.
«Сегодня, мы… товарищ королевского прокурора, были приглашены в один из домов улицы Арси. Там в одной из комнат второго этажа, мы нашли лежащую на постели женщину, пребывающую в ужасных муках вследствие ожогов, полученных во время пожара.
Три человеколюбивые особы окружили ее и одна из них, маркиза Ф., послала за нами, чтобы записать последние показания умирающей.
Мы, подойдя к постели и сообщив умирающей наш чин и звание, сняли с нее следующий допрос:
Вопрос: — Как ваше имя?
Ответ: — У меня нет имени. Меня звали «Поджигательница»… Я сама сгорела.
Вопрос: — Имеете вы что-нибудь сообщить?
Ответ: — Да, я хочу чтобы убили, чтобы сожгли убийцу!
Вопрос: — Кто убийца?
Ответ: — Волк!…
Ответы этой женщины прервались раздирающими душу криками, так что только с трудом мы могли уловить истинный смысл ее слов.
Вопрос: — Кого вы подразумеваете под именем «Волк»?
Ответ: — Его!… Разбойника! Биско!
Вопрос: — В каком убийстве вы его обвиняете?
Ответ: — В моем… Какое мне дело до других!… Он меня убил… Он меня сжег!… Я хочу, чтобы его сожгли!
Вопрос: — Правосудие будет совершено. Но для этого необходимо, чтобы вы рассказали подробно, как все произошло.
Ответ: — Вчера… Я встретила Биско…
Вопрос: — Вы уверены, что вы не ошиблись? Тот, кого вы зовете Биско и который не кто иной, как так называемый Биско или Блазиас, умер уже три дня тому назад.
Тут умирающая громко расхохоталась.
Ответ: — Умер! Нет, это неправда!… Это было не привидение. Разве у привидений есть зубы, чтобы кусать, когти, чтобы терзать?… Это был он!… Вы думаете, что я лгу?… Спросите тогда у моего Дьюлу… Ведь он помог ему спрятаться…»
На этом месте следователь прервал чтение.
Выражение лица Дьюлуфе было ужасно.
— Этот рассказ произвел на вас слишком сильное впечатление, — сказал господин Варнэ. — Может быть, вы слишком слабы, чтобы быть в состоянии прослушать его до конца?
