совсем рядом, но — хватит обольщаться! Довольно!
Не думая больше о насмешках лакеев, он пошел твердым шагом.
Через мгновение он был внизу. Швейцар только что запер дверь.
— А, это вы господин Марсиаль, — сказал он, увидев молодого человека.— Как? Вы уходите в такой час?
— Я не могу уснуть.
— Это от шума.Что делать? Надо простить богатым. Они имеют право веселиться.
— Я не жалуюсь.
— И уходите?
— Да, я хочу подышать свежим воздухом.
— Но вы замерзнете на улице. У вас даже нет плаща, а между тем холод страшный.:.
— Благодарю, благодарю! — сказал Марсиаль.
Он бросился вон.
С неба падало что-то вроде инея.
Марсиаль побежал по направлению к Сене.
Перейдя через площадь Института, он вышел на набережную.
Тут он наклонился через перила. Сена катила свои темные волны с глухим рокотом, казалось, призывавшим Марсиаля.
Им овладело безумие, толкающее на самоубийство.
Имя «Люси» безотчетно звучало в его ушах.
Он сошел к воде по каменным ступенькам спуска.
Тут он еще раз обернулся.
— Вот и все… — прошептал он.
Затем бросился в воду.
В то же мгновение от берега отделились две тени и послышались два громких всплеска.
Каким образом эти люди очутились тут?
Кто они? Еще двое несчастных, искавших в самоубийстве забвения и отдыха от трудов земных!
Нет, потому что они плыли, не погружаясь в воду.
Через несколько мгновений они нырнули и снова появились, поддерживая Марсиаля, лишившегося чувств.
Через минуту они были у берега и, ни слова не говоря, понесли Марсиаля по каменной лестнице.
Возле моста неподвижно стоял экипаж, карета, обтянутая черным сукном, какие бывают на похоронах. Раздался свисток.
Карета быстро подъехала.
Дверца открылась.
— Спасен? — спросил голос из кареты.
— Да, — отвечал один из спасителей.
— Бедный Марсиаль, — повторил голос, очевидно, принадлежавший женщине.
Марсиаля положили в карету.
Затем дверца закрылась.
Вороные лошади, как стрела, помчались по направлению к Елисейским полям.
2
НА БАЛУ
В то время как таинственный экипаж увозил Марсиаля, чудесно спасенного от смерти, возвратимся назад, к дому на улице Сены.
Баронесса де Сильвереаль вошла в зал в сопровождении Люси. Их появление было встречено шепотом восторга. Они с трудом пробирались сквозь плотную толпу гостей, когда хозяин дома бросился им навстречу.
— Я не знаю, как благодарить вас, баронесса, — сказал он. — Время шло, и я уже начинал бояться, что мой праздник будет лишен своего лучшего украшения!
Говоривший эти слова был мужчиной около пятидесяти лет, высокого роста, с вьющимися волосами и почти совершенно белыми бакенбардами. Угловатые черты лица и смуглая кожа указывали на иностранное происхождение.
Герцог де Белен, португалец, долго жил в Южной Америке и владел громадным состоянием. Несколько лет тому назад он приехал удивлять Париж своей роскошью и расточительностью.
Некоторое время спустя по неизвестным причинам герцог де Белен оставил свой великолепный дом в предместье Сент-Оноре, чтобы занять два этажа в доме на улице Сены, который он купил по случаю и превратил в поистине княжеское жилище.
Мало-помалу, по окончании срока контрактов, герцог занял весь дом, и Марсиаль еще оставался в нем до сих пор только благодаря особенному расположению швейцара.
Произнеся этот банальный комплимент госпоже де Сильвереаль, герцог поспешно повернулся к Люси.
— Разве мы не будем иметь удовольствия видеть мадам де Фаверей? — спросил он.
— Моя мать нездорова, герцог.
— Я должна была употребить все старания, чтобы уговорить Люси ехать, — сказала баронесса.
— Смею ли я надеяться, — сказал де Белен с улыбкой, открывшей его белые и острые зубы, — что мадемуазель не будет раскаиваться?
Люси молча поклонилась.
Но внимательный наблюдатель заметил бы, что она слегка побледнела.
Люси де Фаверей, одетая в белое платье с голубыми цветами, являла собой настоящее олицетворение грации и красоты.
Когда де Белен замолчал, она оперлась на руку баронессы де Сильвереаль, как бы ища у нее поддержки.
— Моя сестра, мадам де Фаверей, мало выезжает в свет, — сказала баронесса, — поэтому вполне естественно, что Люси не особенно любит развлечения, в которых ее мать не принимает участия.
Де Белен поклонился. Он провел дам в наиболее оживленный зал и, усадив их, уже хотел продолжить разговор, который, казалось, не доставлял им особенного удовольствия, как вдруг к ним подошел один из гостей.
— Что это, герцог, — произнес пришедший резким и неприятным голосом, — вы, кажется, забываете своих гостей из-за моей жены?…
Де Белен взглянул на него с улыбкой.
— Любезный Сильвереаль, будьте ко мне снисходительны, — ответил он, — мадемуазель Люси слишком прекрасна, чтобы даже самые нетерпеливые не простили мне, что я забылся возле нее на несколько минут.
При этом комплименте, почти грубом по своей прямоте, Люси невольно вздрогнула и закрыла лицо веером.
— Что это, де Белен, неужели вы всегда будете так вести себя? — холодно произнесла баронесса.
— Ну вот, я, кажется, снова сделал глупость! Что делать? Я так долго жил вдали от цивилизации…
В эту минуту доложили о приезде новых гостей, и любезный герцог поневоле должен был оторваться от созерцания своей красавицы-гостьи.
Де Сильвереаль подошел к жене и наклонился к ее уху.
— Ради Бога, — сказал он, стараясь смягчить свой грубый голос, — извините моего друга. Де Белен
