внушаю!
— О, что касается этого, то нет ничего проще!
— Что вы хотите сказать?
— Как! Ты, неглупый человек, так и не понял этого?
— Ради Бога, объяснитесь!
— Слушай же… У меня сердце кровью обливается, когда я вижу, что ты не можешь достичь того счастья, которое вполне заслужил. Вот в чем дело, мой милый! Твои товарищи и хозяева, все эти люди завидуют тебе!
— Завидуют! Почему? Я ничего такого не достиг, что бы вызывало зависть!
— Да, но ты барин, и это шокирует их.
— Я рабочий, ничего более, и они отлично знают это!
— Не совсем. Ты достиг в сравнении с ними слишком многого. Ты читаешь, пишешь, ты знаешь множество вещей, о которых они даже не слыхали, ты не напиваешься — я не говорю про сегодняшний день, это исключительный случай, и, кроме того, я виню в этом только Дьюлу, наконец, ты не принадлежишь к категории всех этих лентяев, которые работают как раз столько, чтобы не умереть с голоду, вот на тебя и сердятся за это, боятся, чтобы ты не пошел слишком далеко, и делают тебе разные пакости! Я это очень хорошо знаю! В моем деле бывает то же самое.
— Но что же, наконец, со мной будет? — спросил Жако.
— Мы сейчас поговорим об этом, и я думаю, что ты останешься доволен тем, что я тебе скажу. Тебе надоело жить в нищете, не так ли?
— Как и всякому, я полагаю.
— Тебе надоело жить в среде, где тебя не понимают, в среде, где ты чувствуешь себя не на месте, сознайся!
Жако улыбнулся.
— Да, это правда, во мне есть что-то, что никак не ладит с манерами моих товарищей.
Бискар улыбнулся. Разговор шел именно так, как он желал.
— Скажи мне, — продолжал он, беря за руку Жако, — скажи мне, не случалось ли тебе невольно вздрагивать, сравнивая себя, полунищего, в оборванной блузе, с каким-нибудь щеголем, едущим в своем экипаже? Не говорил ли ты себе, что если бы роковая судьба не швырнула тебя в жизнь без всяких средств, ты не хуже другого сумел бы занять место в свете?…
Молодой человек побледнел. Глаза его сверкали.
— Я все это понимаю… когда я был молод, я говорил себе, что ничто в мире не может быть лучше богатства. О! Я отдал бы полжизни, чтобы быть на равных с самыми богатыми!…
— Зачем вы мне это говорите? — простонал Жако. — Вы хотите, верно, свести меня с ума?
— Ба! Разве слова производят на тебя такое сильное впечатление?
— Но поймите, что эти слова выражают мои сокровенные мысли, что вы пробуждаете во мне уснувшие желания, мои страстные мечты, которые иногда, в особенности, когда я чувствую себя несчастным, жгут мое сердце!
Бискар наклонился к нему.
— Итак, я верно понял тебя. Ты хотел бы быть богатым…
— Да.
— Ты хотел бы, чтобы двери блестящего света широко раскрылись перед тобой…
Жако вскочил.
— О! Если бы я мог только проникнуть в этот свет, который кажется мне моей истинной родиной, то я непременно пробил бы себе в нем дорогу! Когда вы говорите такие вещи, я чувствую, что во мне пробуждаются желания, которые я напрасно стараюсь подавить…
— Что же это за желания?
— О! Они, конечно, безумны! Но я должен быть чистосердечным. Очень часто, забывая о своем происхождении, я начинаю думать, что в моих жилах течет благородная кровь, что мое место среди людей высшего света! Я говорю себе тогда, что богатство было бы в моих руках рычагом, способным изменить весь мир…
Бискар не мог удержаться от насмешливой улыбки.
— Умоляю вас, не смейтесь! Я сам сознаю, что я безумец, но безумцы счастливы хоть тем, что забывают ужасную действительность, подавляющую и уничтожающую человека! Оставьте же мне мое безумие…
— Говори. Клянусь тебе, что я не смеюсь над тобой, я понимаю все это!
Жако снова опустился на скамейку и закрыл лицо руками.
Бискар в эту минуту казался Мефистофелем, заставляющим душу юноши звучать, подобно струнам послушного инструмента, и безжалостно продолжал:
— Да, я знаю все! Я видел, как ты дрожал, когда проходили мимо тебя закутанные в шелк и бархат восхитительные создания, напоминающие ангелов, сошедших с неба, я видел, как ты ловил их взгляды, приводящие в восторг и сводящие с ума…
— Ради Бога, замолчите!
— Тогда ты говорил: «Почему я ничто? Почему у меня нет имени? Почему я прикован к цепи, которая зовется бедностью, нищетой? Я молод и силен, у меня есть воля и желания! Почему они выше меня?…»
— Довольно! Довольно, — шептал несчастный, чувствуя, что разум его готов помутиться вновь.
— Полно! Разве воля человека не повелевает миром? Довольно бедности и нищеты! Пора покончить с ними!
Жако опустил на стол свои сжатые кулаки.
— О! Зачем вы меня мучаете?
Голос Бискара стал едва слышен.
— Затем, что если хочешь, ты можешь быть богатым!
— Я? Это безумие!
— Если хочешь, ты можешь, высоко подняв голову, войти в то общество, которому ты так завидуешь, потому что ты можешь одним прыжком перескочить пропасть, отделяющую тебя от него. Скажи только слово, и из неудачливого рабочего, не имеющего ни будущности, ни надежды, я сделаю счастливца, которому все станут поклоняться!
— Дядя Жан, — сказал тогда Жако слабым голосом, — вы правы, я безумец!… Вы пошутили! Я ослышался, вы не говорили, что я могу быть богат!
— Нет, ты не ослышался! Я предлагаю тебе осуществить твои желания!
— Это невозможно!
— Я предлагаю тебе сменить рабочую блузу на фрак светского щеголя. Я предлагаю тебе радости любви и наслаждения роскоши!
— Я ничего не понимаю…
— Успокойся! — продолжал Бискар. — Конечно, мои слова кажутся тебе непонятными, и ты спрашиваешь себя, не с ума ли я сошел. Приди в себя и ты поймешь, что я сказал тебе чистую правду!
Жако молча наклонил голову. Он столько страдал и в то же время мучился бесплодными мечтаниями, что теперь был готов на все, не размышляя и не сомневаясь больше. Бискар держал его за руки. Он приближался к давно намеченной цели.
— Очень часто, — продолжал он спокойным голосом, — ты спрашивал меня, кто был твой отец…
— О! Неужели вы назовете мне наконец его имя?
— Погоди. Я сказал тебе, что ты сын моей сестры. Это правда, и прощу тебя не говорить о ней больше. Но тот, кто был твоим отцом, никогда не забывал, что дал жизнь маленькому, невинному созданию…
— Как? Неужели мой отец еще жив?
— Дай мне закончить. Нет, твоего отца нет в живых, и ты никогда не увидишь его.
— Боже мой! Неужели же вы только для того пробуждаете во мне надежды, чтобы затем сейчас же уничтожить их!
— Ты несправедлив и сделаешь лучше, если будешь слушать меня, не перебивая каждую минуту. Вот
