— Действительно, герцогиня, — сказал он, стараясь говорить спокойно, — все, что произошло со мной, так необыкновенно, что я едва смею верить в это чудо и должен признаться, что на пороге света, который я видел только в мечтах юности, я колеблюсь… я почти боюсь… Господин Манкаль дал мне надежду, что герцогиня де Торрес сжалится над моей неопытностью… Я прихожу к вам как проситель и умоляю вас не отталкивать меня!
О! Если бы он мог понять взгляд, которым обменялись Манкаль и герцогиня!
«Пусть он вас полюбит!» — говорил взгляд Манкаля.
«Он полюбит меня! Он уже любит», — отвечала Тения.
— Граф, — сказала она, — с этой минуты я вполне к вашим услугам. Что бы вы у меня ни просили, я употреблю все свое влияние, чтобы исполнить ваши желания…
— Если я хорошо понял желание графа, — вмешался Манкаль, — человек, который бы ввел графа в свет, должен обладать не только положением, но и пользоваться всеобщим уважением…
— Без сомнения.
— Поэтому я осмелюсь заявить, что во всем Париже удовлетворяет этим требованиям только один человек, которого сама герцогиня почтила особым уважением.
— Его имя?
— Разве вы не угадали? Я говорю о герцоге де Белене!
Тения взглянула на Манкаля, пытаясь определить цель, к которой он стремился.
Но бывший каторжник надел уже непроницаемую маску почтительной вежливости. Что же касается Жако, то он, как говорится, слушал не слыша. Он пожирал глазами герцогиню и в пылу этого бессознательного обожания мало заботился о смысле разговора, предметом которого он был.
— Я уже имел честь, — продолжал Манкаль, — переговорить с герцогиней по этому поводу, и я убежден, что рекомендация герцогини де Торрес окончательно решит дело в пользу графа.
Герцогиня взглянула на Жако, который покраснел и опустил глаза.
— А ваше мнение, граф де Шерлю? Я к вам обращаюсь, граф! Знайте, — сказала Тения, улыбаясь, — что если скромность и приличествует молодости, она, однако, может повредить вам там, куда вы готовитесь вступить…
— Герцогиня, — отвечал Жако, — если вы удостоите меня вашего покровительства, можете не сомневаться, что я сумею оправдать его…
— Что ж, пусть исполнится желание моего друга Манкаля, — сказала, поднимаясь, герцогиня.
С грацией, наполненной опьяняющим сладострастием, секретом которой владеют только знаменитые куртизанки, она подошла к столу и набросала несколько слов.
— Так как вы позволяете мне принять на себя роль доброй феи, — сказала она, обращаясь к Жако, — ступайте от моего имени к герцогу де Белену. Вам не найти друга и наставника, более достойного во всех отношениях вашего уважения и доверия… Я объяснила ему в нескольких словах ваше положение.
Руки Жако дрожали, когда он брал письмо из рук герцогини.
— Ступайте, граф, — сказала она, — и позвольте мне надеяться, что вы не забудете слишком скоро ту, которая имела счастье оказать вам эту ничтожную услугу…
С этими словами она протянула ему руку. Жако поклонился и невольным движением поднес ее к губам. Она не сопротивлялась… Дрожь пробежала по телу Жако, и он, как помешанный, бросился вон.
— Ну что, мой любезный союзник, — спросила Тения Манкаля, — довольны ли вы мной?
Прежде чем идти далее, объясним в нескольких словах, каким образом Жако, рабочий, вдруг стал графом де Шерлю.
Действительно, ничего не может быть проще. Настоящий граф де Шерлю был один из тех людей, которые, пресытившись всевозможными излишествами, постепенно опускаются до состояния нищеты.
Однажды его встретил Манкаль, и в его голове зародилась адская мысль.
За сто тысяч франков граф де Шерлю написал завещание в пользу Жако и признал его своим сыном. В завещании было упомянуто о самой банальной истории соблазнения. Ничего не могло быть проще и естественнее… Затем граф бросился, очертя голову, в водоворот парижской жизни. Его истощенный организм не выдержал, и два месяца спустя он умер от разрыва артерии. Тогда Манкаль сообщил Жако, что он, бездомный сирота, — единственный наследник имени и состояния знатного графа и отныне он уже не Жако, а Жак, граф де Шерлю…
12
ПРИКЛЮЧЕНИЯ МЮФЛИЕ
Читатель простит нас, если из апартаментов герцога де Белена мы вдруг заставляем его перенестись вслед за нами в зал «Зеленого Медведя», оттуда — в будуар куртизанки, затем в какое-нибудь иное место, и все дальше и дальше…
В сложной драме, описание которой мы взяли на себя и которая пробыла тридцать лет во мраке тайны, самые разные люди, принадлежащие ко всем классам общества, смешались в ужасной борьбе, которая свела лицом к лицу личности настолько противоположные и чуждые друг другу, что поневоле нам приходится следовать за ними, в различные места, где они жили в то время.
Оговорив это, отправимся на Жеврскую набережную, которая, как известно, тянется от моста Нотр- Дам до моста Шанжа. Там, на углу улицы Арси, в ветхом, полуразрушенном доме жили некоторые из героев нашего рассказа. В мансарде третьего и последнего этажа, как раз под самой крышей, стояли на коленях Мюфлие, Кониглю и Малуан. Что могли они делать в таком положении? Может быть, молились о своих грехах?
Не совсем. Между ними на полу лежал мешок, и их руки, вместо того, чтобы быть поднятыми к небу, очень деятельно рылись в названном мешке, из которого они вынимали такие разнообразные предметы, как, например, старые сапоги со стоптанными каблуками, потом ручка от зонтика, какие-то тряпки… Но они продолжали искать, и мешок казался неисчерпаемым.
Вдруг из трех глоток раздалось три радостных крика, и все трое наклонились так поспешно, что звонко стукнулись лбами…
Не обращая внимания на этот инцидент, они в то же мгновение выпрямились…
— Серебряный подсвечник! — вскричал Мюфлие.
— Мельхиоровая тарелка, — объявил Кониглю.
— Медная кастрюля! — сказал Малуан.
— Это все?
— Все!
— Ба! Из-за этого не стоило возиться с этим дураком, — сказал Малуан, у которого было чувствительное сердце.
— Этот человек был виновен, — торжественным тоном возразил Мюфлие, — и его наказание вполне справедливо. Как! Мы мирно и спокойно выходим из «Зеленого Медведя», как честные люди, идем по набережной, мечтая о будущем… как вдруг неожиданно замечаем человека, который зачем-то крадется вдоль стены…
— У него был очень странный вид, — перебил Кониглю.
— Даже больше, — продолжал Мюфлие, — у него был мешок!
— Был! — хихикнул Малуан.
— Довольно, — сказал Мюфлие, — смаковать этот дурацкий эпизод, в результате которого мы обзавелись какой-то жалкой рухлядью! Тихо! У меня есть предложение! Я уже давно не завтракал по- человечески…
— Я тоже! — заявил Кониглю.
— Не перебивайте меня! Так вот, если вы не возражаете против моего предложения позавтракать, то Малуан отправится к старьевщику и спустит подсвечник, блюдо и кастрюлю, и тогда можно будет славно покутить!
